— Не бойся, — мод сглотнул, дрогнули плечи под тонкой простыней. — Не трону… дай, — он снова сглотнул. — Пожалуйста…
По виску медленно стекала капля пота, Игнат вздохнул, стер ее пальцем и вложил капсулу в пересохшие, разбитые губы. Сухой щелчок лопающейся оболочки заставил его вздрогнуть. Руж не двигался, почти не дышал, только глаза бегали под опущенными веками. Бесконечное движение, бессмысленное движение.
— Красный, — прошептал Руж вдруг. — Он красный, всегда красный.
— Кто?
— Мир, — глаза распахнулись. В его радужках был тот же кровавый багрянец активатора, невозможно яркий, пугающий. — Мир алый. Алая кровь. Алые тени, — губы мода скривились в слабой улыбке, они тоже наливались кровью, становились ярче, живее. — Столько крови…
— Зачем я послушался? — сам себе отчаянно прошептал Игнат, вставая, но на запястье сомкнулись сильные пальцы, заставляя снова опуститься на колени и нагнуться к чужому лицу.
— Ты… — Руж облизал губы, снова сглотнул. Казалось, ему было тяжело говорить, он хрипло и часто дышал, словно не хватало воздуха. — Все сделал правильно. Игнат… — плечи снова дрогнули, пальцы сжались до боли, оставляя синяки на запястье, а разжал их мод с трудом, но все же разжал, выпуская его руку. — Не прикасайся ко мне, — торопливо зашептал он, кусая губы. — Не слушай меня. Не делай, если я что-то попрошу. Больно… — выдохнул он напоследок и отключился.
Игнат вернулся на свою половину, поминутно оглядываясь. Мод под активатором в одной комнате с ним. Мод в боевом трансе. Странный и ненормальный, поломанный, но он же видел, как Руж сращивал ребра. Кто сказал, что сломанная спина его остановит, кто сказал, что хоть что-то сможет его остановить?
Страшно до жути. Перед глазами метались воспоминания, подсунутые растревоженной памятью: картины боев с прошлых заданий, безумные красноглазые моды, кровь и останки, что даже не опознать уже. Слипшиеся от крови волосы, невыносимо яркие брызги на стенах. Моды в трансе всегда в итоге шли в контакт, будто жаждали крови и смертей, моды в трансе хотели убивать своими руками, хотели чувствовать под пальцами рвущуюся плоть, хотели умываться кровью — именно такие страшилки рассказывали старшекурсники в академии им, а они — младшекурсникам парой лет спустя. Теперь эта страшилка лежала метрах в трех и шумно, часто дышала.
«Не прикасайся ко мне».
Сорванный голос хрипел в ушах, Игнат тряс головой и закрывал лицо руками, пытаясь забыть, забыть торопливый шепот, забыть безумный, налитой багрянцем взгляд. Не получалось.
— Воды, — вдруг попросил-простонал Руж, он подорвался, но замер на полпути к умывальнику.
«Не делай, если я что-то попрошу».
— Блядь! — Игнат прижал ко лбу руку и в отчаянии сел прямо на пол, там же где и стоял.
Мод на койке захрипел, закашлялся.
— Умный… мальчик, — шепнул он невыносимо долгой минутой позже. — Я знаю, — глубокий вдох, — форму, — сиплый выдох, — боли.
Тишина.
Невыносимо долгая и страшная тишина, потому что даже моды не могут не дышать, потому что даже их сердце должно биться, даже им нужен кислород.
Игнат смог выдохнуть только когда услышал вдох, едва различимый, странно ровный. Он обернулся, но мод, похоже, спал или пребывал в глубоком обмороке: спокойное, разгладившееся лицо, закрытые глаза и полуоткрытый рот. Если бы не синяки, если бы не трещины на губах — он бы и не поверил в пытки. Он знает форму боли. Фраза неожиданно зацепила за живое, Игнат долго еще стоял между их койками, вглядываясь в бледное до синевы лицо, а потом набрал воды из-под крана в пустую пластиковую бутылку, положил ее рядом с рукой Ружа и завалился спать.
Наутро Руж дышал уже глубоко и ровно, повернутое к Игнату лицо обрело даже подобие румянца, несколько лихорадочного, правда, а опустевшая бутылка валялась на полу. Он подобрал ее не задумываясь, сунул под свою койку, умылся и улегся обратно. Будущее сегодня казалось невыносимо кошмарным, ужасающим, неясным. Эрих вернется, солдаты вернутся — ясно, как божий день. Добьют Ружа? Примутся за него в надежде, что модификант окажется сговорчивее неуступчивого «лейтенанта»?
Черт его знает. Игнат вздохнул, завернулся в простыню, тщетно пытаясь согреться, но влажная ткань тепла не давала. Да, и мерз-то он не от холода, а от вызывающих нервную дрожь мыслей. Дверь зашипела, и он вздохнул снова, с трудом натягивая на лицо безразличное, подобающее моду выражение.
В этот раз Джессики с ними не было. И третьего солдата не было: только Эрих и еще двое — полная броня, шлемы, щитки. Как обычно. Эрих улыбался, солдаты молчали. Игнат смерил вошедших равнодушным взглядом и отвернулся к стене, утыкаясь лицом в подушку. Его не тронули, не прокомментировали даже. Смотрит он — не смотрит, им было все равно. Он предпочитал не смотреть, беруш, жаль, не было. И жаль, что он, подобно модам, не мог отключить звук, потому что сзади шумели и возились. Он слышал треск рвущейся ткани, вздохи, удары. Слышал хриплый стон, проникновенный шепот Эриха, сливающееся в единое, бесконечно повторяющееся: «Ты сломаешься».
«Уже, — хотелось сказать Игнату. — Ты уже его сломал, остановись». Но это было совершенно лишено смысла, и он молчал. Молчал и слушал тяжелое дыхание, влажные всхлипы, блаженную и такую желанную тишину.
— Я предупреждал тебя, красивый мальчик, — неожиданно тихо и серьезно произнес Эрих, прежде чем дверь зашипела снова.
Руж ему не ответил.
Ожидание разрешения двигаться, говорить, не играть в мода в этот раз было бесконечно долгим. Игнат не выдержал, приподнялся, но замер после хриплого:
— Не оборачивайся.
Тихий, сорванный голос. Спокойный. До липкого, отвратительного ужаса.
— Они…
— Они не смотрят. Не оборачивайся, Игнат, не надо, — тихо повторил мод.
Почему-то казалось, что он умоляет. Почему-то, впервые за все время их плена, Игнат почувствовал себя беззащитным. И его — беззащитным тоже. Наверное, именно поэтому он и обернулся, чтобы замереть, зажав рот руками. Мод криво улыбнулся и вздохнул, пытаясь прикрыть искалеченную наготу обрывками простыни.
Мозг отказывался воспринимать картинку. Он видел: фиксатор на спине среди синяков, ярких и поблекших, среди потеков свежей крови. Видел неестественно вывернутое колено — Ружу было бы больно, если бы он чувствовал ноги. Видел стекающую по бедру кровь.
Он успел добежать до унитаза прежде, чем его вывернуло.
— Просил же. Не надо, — Руж завозился, когда Игнат прополоскал рот и обернулся снова, он уже перекатывал в пальцах последнюю пилюлю с активатором. — Планы меняются, Игнат.
— Я не… — голос сорвался, Игнат глубоко вдохнул, успокаиваясь. Пытаясь успокоиться. — Он тебя?..
— Боже, — мод коротко хохотнул, улыбаясь шире. — Не думай, а? Жратву приносили?
— А? — Игнат зашарил взглядом: у двери действительно стояли пакеты с рационами — он забрал оба и воду, поставил рядом с койкой Ружа. — Вот.
— Хорошо, — мод вскрыл упаковку с тяжелым вздохом. Он как-то механически пережевывал еду, кривясь и явно не обращая на вкус ни малейшего внимания. — Поголодаешь? — спросил он задумчиво, когда от первого рациона осталась лишь пустая коробка, дождался кивка и перешел ко второму.
Бутылку воды Руж вылакал залпом, как только закончил есть, а потом кинул в Игната и пустую, и полную.
— Тебе же…
— Мне же все равно, — перебил его мод, — водопроводная подойдет. А тебе нет. Налей мне, выпей свою и ложись спать. Это надолго.
— Что «надолго»? — спросил Игнат в промежутке между глотками.
— Регенерация, Игнат, — серые глаза блеснули алым в неверном свете. — Лечиться буду.
— А потом? — как-то глупо вырвалось.
— А потом пойдем за накопителями, — улыбнулся мод, закидывая в рот активатор и раскусывая жесткую оболочку.
«А потом пойдем убивать», — услышал Игнат.
Покосился на синяки, кровь на спине и бедрах, поджившие порезы. На кровоподтек на скуле, расходящийся по щеке и виску желто-красными щупальцами.
Улыбнулся, наполнил водой все три пустых бутылки, положил их на койку, даже не дергаясь под насмешливым взглядом наливающихся багрянцем глаз, и завалился спать.