— Самолетов всего два, — рассудил я. — На одно «такси» хватит, на несколько эскадрилий Люфтваффе — нет.
Он кивнул и тоже посмотрел вверх.
— Это пока, мистер Корд, уже через год самолетов будет больше. Все воздушные подступы к острову мы не перекроем, но с юга и запада — вполне. А это в какой-то мере гарантия. На следующие маневры мы уже вполне официально пригласим и вас, и немцев, и русских. Пусть убедятся.
Французов в списке не оказалось, и я сделал в памяти зарубку. В сухом же остатке очевидная истина. Мы о космосе только мечтаем, а Лев туда уже прыгнул и даже зацепился когтем.
Оставалось узнать о собственной судьбе. Спрашивать не хотелось, но лорд Маунтбеттен, истинный джентльмен, решил облегчить мне задачу.
— Вы и ваши спутники, мистер Корд, как я уже сказал, гости Объединенного Королевства. Что касается летательного аппарата, мы согласны вам его передать, если получим соответствующий запрос.
Значит, мы у них станем просить. Многообещающее начало для контактов! Сразу понятно, кто в прерии главный.
— Намекну: мы совсем не против поделиться с вами некоторыми технологиями — на основах взаимности. Мы ведь, в конце концов, нации-сестры!
И вновь оскалил львиные зубы. Вежливость велит улыбнуться в ответ, но я не стал подыгрывать. Хорошо смеется тот, кто смеется последним. Обойдется его светлость!
Моя маленькая армия ждала возле «такси». Когда выбрались, я даже не успел заметить. Не доходя двух шагов, махнул рукой:
— Отбой тревоги!
Колобок даже подпрыгнул от радости, но остальные явно не поверили. Объяснять, однако, я ничего не стал, слишком на душе кисло. Подошел к «такси» положил руку на теплый борт.
— Мы — гости Объединенного Королевства. Шампанское и омаров не обещаю, но в Тауэр, надеюсь, не отправят. В общем, порядок.
Я обернулся. Сверкающее огнями блюдце уже поднималось вверх, к темному корпусу «Полариса». Я представил, сколькими ракетами удастся его сбить. Ракет, правда, у нас еще нет даже в чертежах.
Ничего, будут!
— Ты сказал «порядок», Норби. А на самом деле?
— Так и есть, Анна. Только порядок этот — британский. Мы следили за Гитлером и прошляпили Льва.
12
Ночь никак не хотела кончаться. Тьма стояла холодной стеной, недвижная и нерушимая, свет редких звезд тонул во мраке, словно в омуте. Время остановилось, стрелки часов цеплялись друг за друга, отставали, скреблись о циферблат. Огарок свечи на столе догорел и погас. От холода спасала старая потрепанная шинель, помнившая еще битву на Сомме.
В доме тихо, и вокруг тоже тишина. Стук бутылки о стакан гремит, словно колокол.
В маленькой сельской гостинице нашлись номера для всех, но Антек не спешил под черепичную крышу. Не хотелось расставаться с небом, с простором, с самим собой. Когда он просидел во дворе не меньше часа, хозяин, пожилой инвалид с культей вместо правой руки, подошел, присел рядом, поглядел внимательно.
— Pole? Did you come from the war?[60]
Бывший гимназист понял, но отвечать не стал. И не поляк, и, считай, не с войны. Воюют на фронте.
Хозяин нахмурился, встал, исчез в темноте. Потом появилась шинель, за ней — подсвечник со стеариновым огарком, а там и бутыль при стакане. Выпили молча, не чокаясь, а потом Антек остался один. Вино было очень вкусным, сладким, с легким терпким привкусом, но второй стакан он так и не осилил. Сидел, обмакивал губы и смотрел в ночь.
То, что война кончилась, он понял, когда армейский грузовик высадил их маленькую армию возле гостиницы. Офицер-сопровождавший откозырял и укатил на авто дальше. Как выяснилось, номера уже успели оплатить, а хозяин со служанкой начали накрывать на стол. Объединенное Королевство уважило гостей.
За столом все молчали, Жак Бенар уминал незатейливую снедь, Анна и Янки цедили вино, Антеку же кусок не лез в горло. Свою собственную войну он все-таки выиграл. Жив, на свободе — и все остальные живы. Только мало этих «всех» остальных. В маленькой столовой горела керосиновая лампа, бессильная против ночных теней. Тьма медленно подступала, смыкалась, лишала сил. Взгляды тех, кого он встретил и потерял, следили за ним из самой ее глубины. Лиц Антек не различал, но чувствовал: все они здесь, никуда не ушли. Они еще встретятся — на Последнем поле.
Профессор промокнул пухлые губы салфеткой, пожелал всем «Bonne nuit!» и был таков. Главный Янки поглядел на фройляйн Фогель, та молча кивнула. Вскоре Антек остался один, тогда и вышел во двор, в самое средоточие тьмы.
Сколько прошло времени, он и сам не знал. Наверно, много. Антек, бывший гимназист и бывший доброволец, успел вспомнить все — от красноармейцев, подобравших его возле согревшего эшелона, до господина Виммера, почему-то именовавшего профессора не Жаком, а Жеаком. Река словно понеслась назад, к своему истоку, к недвижному мертвому болоту погибшей памяти, и ее легкий плеск будил робкую тишину.