— Таня…
— Меня без тебя не заберут?
— Об этом не думай, — поцеловал он её легонько в уголочек губ. Здесь тебя никто не тронет. Вернусь, как только смогу. — Он, выйдя, прикрыл плотнее спальню, чтоб не тревожить её предстоящим разговором с работницей. «Как-то странно она стала себя вести. Что я сделал неправильно, чем обидел? Разговаривали, радовалась, вдруг развернулась ко мне спиной и замолчала. Скорее бы уж приезжала Лизонька. Кажется, идёт домработница». — Услышав поворот ключа в двери, обрадовался приходу женщины он.
— Ох, Илья Семёнович вы меня напугали. — Наткнувшись на него, вскрикнула та. — Опаздываете?
— Я вас жду, Лидия Васильевна. Честно говоря, еле дождался, время поджимает. Разговор есть. Не удивляйтесь, тут такое дело… Как бы вам попонятнее объяснить, — мялся он. — Я нашёл свою жену, мать Лизоньки.
— Она же умерла при родах? — вытаращила глаза женщина.
— Мы все так и думали до вчерашнего дня. Оказалось, ошибались. Там длинная история. Она просидела всё это время в психушке… В двух словах не расскажешь…
— А она не опасная? — заволновалась женщина.
— Нет, нет, там всё нормально. Слаба, худа только и за временем не добегает. Вы по-доброму с ней, очень прошу вас. К вечеру дочь с мужем подъедут. Я тоже на обед попробую заскочить.
— Вы такие вещи Илья Семёнович рассказываете, мороз по коже. То дочка нашлась. Теперь вот жена живой оказалась. Праведник какой-то перед Богом за вас просит не иначе.
— Да уж, сам в растерянности…
— Идите, а то опоздаете. Присмотрю я, до вашего возвращения не уйду.
Она несколько раз заглядывала в спальню, но женщина лежала не шевелясь, развернувшись спиной к двери. Поохав и не зная, как ей поступить, уходила, прикрыв дверь. «Приедет на обед, пусть уж сам будит». Но заскочивший на обед Илья застал ту же картину. И поняв, что Татьяна притворяется, попробовал развернуть её силой.
— Танюша, поднимайся, давай пообедаем. Я знаю, что ты не спишь. Повернись ко мне. Не капризничай, я соскучился. Вот так, садись, птаха. Давай подушку положим за спину. Удобно? Ну, и отлично. Лидия Васильевна, несите обед. Я тоже тут пообедаю. На туалетном столике, вполне удобно. Вот знакомьтесь, это моя жена Татьяна Ивановна. А это Таня, Лидия Васильевна, наша работница.
Таня смутилась под взором рассматривающей её женщины, постаралась зарыться в одеяло и вновь отвернуться. Но вовремя спохватившийся Илья, перехватив инициативу и усадив жену в подушки, опять заявил:
— Давай тогда вдвоём голодать. Ты не ешь, я тоже не буду.
— Илья, не надо никому меня показывать и ещё женой представлять, Я Лизу посмотрю и уйду.
— Что ты такое говоришь, куда уйдёшь? — Отодвинув тарелку от себя, подскочил к кровати расстроенный Дубов. — Танюша, радость моя, что я слышал? Не отворачивайся. Таня, я обидел тебя, чем? Что происходит, чёрт бы меня побрал, где я сделал ошибку? — Схватив в охапку, он посадил её к себе на колени, целуя бесцветное лицо, гладя худенькие плечи и белую, как пушёк цыплёнка, голову. — Танюха, любимая моя, я обалдел от счастья, когда нашёл тебя вчера живой. Обрадовался, что могу целовать тебя прикасаться к тебе, разговаривать, а ты собралась меня бросать. Тебе плохо у меня? Давай уедем отсюда, куда ты захочешь, я всё брошу, лишь бы быть вместе и тебе было удобно и комфортно.
— Не надо Илюша так говорить. У нас нет другого способа, чтоб остаться в тех добрых, красивых мечтах счастливыми. Ты живи, как жил, расти дочку и помни меня, а я пыль, туман, дождик. Упадёт на землю белый снег, ты будешь радоваться ему, зная, что это я зашла к тебе в гости. Память обо мне будет радовать, а реальность жестока. Очень скоро ты будешь стыдиться меня, и тяготится моим присутствием. Я не хочу этого. В твоих воспоминаниях останусь там, на «Затоне», любимая и желанная. Та девочка в лагере жила сказками и не учла реальность, ей давно следовало умереть.
— Что же это такое происходит? — запаниковал Дубов, но, взяв себя в руки, он ласково попросил её. — Таня, пожалуйста, не предпринимай сейчас никаких шагов по уходу. Наберись хотя бы сил, а там посмотрим. — Это были совсем не те слова, которые ему хотелось ей сказать, но что же делать? Вот и решил хотя бы так успокоить её и отвлечь от мысли о бегстве. — С чего тебе такая чушь полезла в голову. Живут же вон Тимофей с Лизой и счастливы вопреки всему, почему же мы не можем.
— Они оба пришли из жизни, а у нас не та картинка. Ты жил, а я нет. Мне дочку посмотреть хочется, разреши. Мешать я вам не буду. Посмотрю и исчезну. А вы не жалейте. Помните меня той с «Затона».
Прижав её к себе, он тихонько покачивал любимую женщину, как маленького ребёнка. «Без медика не обойтись, — понял он, — надо вызывать. Не дай Бог уйдёт, в Москве не найти». Положив её в кровать и укрыв, заторопился в кабинет. Через час врачи с «кремлёвки» уже входили в квартиру. Выслушав Дубова, посмотрев женщину и пошушукавшись, решили вколоть успокоительных препаратов, давая возможность ей поспать. Дубову же быть спокойным, что она никуда не уйдёт до приезда дочери. Илья отправил в аэропорт за ребятами машину. Опаздывающий из Норильска рейс встретили и домчали до дома без проблем. Водитель любезно помог поднять многочисленные и объёмные вещи на этаж. Ехали же в академию со всем своим скарбом, сделав пока северу ручкой. Прибежавшая на звонок Лидия Васильевна, впустила гостей.
— Проходите, заждались. Лизонька и Илюша ведь так, — поцеловала она ребят. — Отец час назад уехал. Что-то срочное.
— Где мама? — кинув вещи на Илью, поспешила она, в спальню предположив, что она должна быть именно там.
На кровати отца спала маленькая, сухонькая совершенно бесцветная, начиная с волос и кончая ногтями на лежащей поверх одеяла безжизненной руке, женщина.
— Спит она Лизонька. Я не успела тебя предупредить. Отец вызывал врачей. Накололи её. Всю ночь, он рассказывал, не сомкнула глаз. А тут собралась, посмотрев тебя, уходить.
— Куда, зачем?
— Куда глаза уведут, от жизни, естественно. Отец запаниковал, вот доктора и вкололи ей, чтоб она успокоилась, и мы не дёргались.
— Но почему уходить-то надо?
— Лиза, нормальная она раз понимает, что жизнь мимо неё пронеслась. Сумасшедший было бы до лампочки.
— Но папа так её любит, я тоже.
— Ох, девонька, раз не хочет вам худа, а именно поэтому собралась уходить, она любит вас не меньше.
— Что же с ней такое жизнь сделала? — плакала дочь, упав на колени перед кроватью.
Испугавшись, Лидия Васильевна привела Илью. Тот, подхватив на руки, унёс жену в комнату, что Дубов отвёл им.
— Лизок, кончай психовать, отец от тебя помощи ждёт, а ты сопли распустила, ещё и тебе психиатр потребуется. Он точно сбрендит. — Ругал он её, стараясь подбирать не совсем жёсткие слова. Руки его, лаская и успокаивая, нежно бродили по вздрагивающему телу жены. Он уже знал, жизнь научила, что женская психика лечится либо нежностью, либо силой. Вот и чередовал крепость объятий с потоком нежности. А Лизонька всхлипывала:
— Мало того, что душа у неё отморожена, так ещё и в психушку, что же это за время было, что за люди в нём жили.
— Всё в прошлом Лиза. Это их жизни и только они могут судить своё время. Не наше это дело со своим бы правильно разобраться. Похоже, наше поколение ещё хуже зло может принести своей стране и народу.
— Хуже не бывает, — вскинулась Лиза.
— Страну профукать можем. Это ещё страшнее грех, чем войну с собственным народом вести, — вздохнул он.
— Почему ты так решил про страну? — поднялась на локти она.
— Смотри внимательно за тем, что происходит вокруг, и ты к этому же придёшь. В ближайшие годы никого не будет волновать государственная гордость и мы граждане некогда могучей страны тоже никого не будем волновать. Так что светлого будущего нам не видать ни своего, ни государственного.
— Мне казалось, он так правильно всё говорил.
Мужу это не понравилось и он буркнул:
— С малолетства правильных боялся.
Лиза, проведя пальчиком по его вспыхнувшей возмущением щеке, подтрунивая спросила:
— Чем же правильные перед тобой провинились?
— Всех и всё продадут, чтоб только самим правильными выглядеть. А он ещё и болтун. Страшное дело для такой огромной многонациональной державы, как наша.