Норито. Сэммё

сюда доставлю,

и божественный внук

долгую трапезу, многую трапезу вкушать станет.

Посему драгоценные дары божественного внука подношу,

и пусть хвалы вознесутся, — так возглашаю.

Говорю смиренно перед царственными богами,

пребывающими на горных подъемах,

произнесу, смиренный, священные имена:

Асука, Ихарэ, Осака, Хацусэ, Унэби, Миминаси.

На дальних горах, на ближних горах растущее —

большое дерево, малое дерево, —

и ствол, и ветви срубив, сюда доставлю,

и славное обиталище божественного внука воздвижется,

от неба в укрытии, от солнца в укрытии владыка сокроется,

страной в четырех направлениях, как страной покоя,

мирно ведать станет.

Посему драгоценные дары божественного внука подношу вам,

и пусть хвалы вознесутся, — так возглашаю.

Говорю смиренно перед царственными богами,

пребывающими там, где воды разделяются.

Произнесу смиренно священные имена —

Ёсино, Уда, Цугэ, Кадзураки —

и хвалы вознесу,

и богами царственными даруемый рис священный

коль будет дарован в восемь связок колосьев, пышных колосьев,

то богам царственным — первые колосья.

Сок — верхушки сосудов высоко воздымая,

утробы сосудов наполнив, рядком поставлю,

хвалы вознесу,

а что останется, — божественный внук

как утреннюю трапезу, как вечернюю трапезу

божественно вкушать станет,

как долгую трапезу, как многую трапезу

вкушать станет

и зарумянится, как красная глина.

Посему драгоценные дары божественного внука подношу,

и пусть хвалы вознесутся, — так возглашаю.

Особыми словами говорю: жрецы и священнослужители, дары эти, к слабым плечам служек толстыми шнурами привязанные, очищение прошедшие, примите и неукоснительно подношения совершите, — так возглашаю.

Благопожелание великому дворцу [61] ( Оото-но хокаи )

По изволению бога и богини,

прародителей могучих владетеля нашего,

на Равнине Высокого Неба божественно пребывающих,

был внук божественный

на высокий престол[62] небесный возведен,

и пожалован знаками небесными[63] — мечом и зерцалом,

и, благопожелания[64] изрекая, так возгласили боги:

«Наше дитя драгоценное, внук божественный,

на этом высоком престоле небесном пребывая,

солнцу небесному наследуя[65],

долгие осени — мириады осеней —

страной восьми островов великих,

обильных равнин тростниковых и тучного колоса

как страной мирной спокойно правь», —

так наставляли его.

И небесным своим промышлением

корни скал, пни деревьев,

и даже трав стебельки, что речи вести умели, —

все их речи умолкнуть заставили[66].

И для обиталища внука божественного,

что с неба спуститься соизволил[67],

дабы, солнцу небесному наследуя,

ведать страной, как Поднебесной,

деревья, что стоят в глубине гор —

в больших долинах, в малых долинах —

топорами, очищение прошедшими,

ныне жрецы Имибэ срубили,

основания их и ветви божествам гор[68] поднесли,

середину сюда доставили;

освященные лопаты взяв,

освященные опоры восставили,

воздвигли внуку божественному

от солнца укрытием, от неба укрытием

обиталище[69] великолепное.

И божество Имасияфунэ-но микото[70]

славословиями дивными небесными

превознося, усмирение творя, говорю смиренно.

До предела, где корни скал подземные,

в той земле, где дворец великий распростерт,

для нижних вервий[71]

пусть не будет беды от насекомых ползающих.

До предела, куда на Высокого Неба Равнине

голубые облака стелются,

пусть не будет беды от птиц, в небе летающих, кровь роняющих[72],

пусть меж опорами, врытыми, укрепленными, и

балками, стропилами, дверьми, окнами

стыки[73] не движутся, не скрипят.

Пусть узлы завязанные не слабнут,

пусть тростник, на крышу настланный, не лохматится,

дух полов[74]не шумит.

Пусть ночному оку[75] всполохов и страхов не будет, —

от всего того мирно, спокойно оберегающих божеств

священные имена говорю смиренно, —

61

Этот ритуал считался одновременно и периодическим, и ритуалом по случаю. Проводился до и после церемонии Дзингондзики (священной еды) и Ниинамэ (вкушения первого урожая). Кроме того, он иногда исполнялся при посвящении дочери императора в жрицы храмов Исэ или Камо и со временем стал общим ритуалом освящения жилища принцессы. Оото-но хокаи не упомянут ни в «Конинсики», ни в «Дзёгансики», тем не менее считается в научной литературе сравнительно древним.

В описании праздника в «Энгисики» говорится: «Рано утром, после церемонии Дзингондзики, на столы с восемью ножками возлагаются четыре круглых ларя — один с яшмой, один с нарезанной бумазеей, один с рисом и один с бутылями сакэ. Их берут четыре человека из камубэ… Затем каждая из жриц камунаги берет по ларцу. Во внутреннюю залу дворца входят Накатоми, Имубэ и камунаги, Имубэ развешивают ожерелья из яшмы в четырех углах дворца, камунаги в четырех углах раскладывают рис, куски бумазеи и бутыли с сакэ и выходят… Накатоми переходит к южной стороне, Имубэ идет к юго-востоку и тихим голосом читает норито» [Синтэн, с. 1036]. Затем те же действия с яшмой, бумазеей, рисом и сакэ повторяются в других помещениях императорской обители — в бане, в отхожем месте, у дворцового алтаря (мидзусидокоро), в церемониальном тронном зале, в кухне. По окончании церемонии исполнители идут в Гэсайдэн, место, где их освобождают от состояния освященности, место отмены очищения (гэсай).

Этот ритуал — прерогатива Имубэ, о чем подробнее см. общее описание праздника Микадо-но мацури.

62

Престол — В тексте слово микура, которое Цугита этимологизирует как ми (священный) + кура (ранг, степень, или хранилище, или седло).

63

Знаки небесные — зеркало (ята-но кагами), меч (куса наги) и ожерелье из яшмы (ята-но магатама). Меч этот добывает Сусаноо, разрубив средний хвост дракона [НКБТ, 1970, с. 86–89]. В другом эпизоде «Кодзики» меч получает Ямато-такэру-но микото от жрицы Исэ, Ямато химэ-но микото. В этом норито упоминаются только две из трех регалий, ожерелье опущено — что и в других текстах случается нередко. Цугита приводит объяснение Мотоори Норинага из «Кодзикидэн», которое сводится к следующему: в «Кодзики» и «Нихон сёки» регалии перечисляются в таком порядке — ожерелье, зеркало, меч, однако ожерелье на первом месте оказалось не ввиду его значимости, а благодаря тому обстоятельству, что при императоре Судзин зеркало и меч были наново воспроизведены и эти копии-новоделы были помещены во дворец (оригиналы были переданы храму Исэ), в то время как ожерелье оставалось, так сказать, подлинным и изначальным. Во времена, которые в традиции именуются «эпохой богов», по мнению Норинага, на первом месте было зеркало, затем следовал меч, чему есть свидетельства в разных текстах. В более поздние времена ситуация снова переменилась и в церемонии передачи императорских регалий назывались лишь меч и ожерелье, зеркало же находилось на постоянном хранении в одном из помещений дворца, называемом найсидокоро, или касикодокоро, и в ритуале возведения на трон следующего императора непосредственно не использовалось [Цугита, с. 219]. См. также комм. к норито в праздник Тосигои-но мацури.

64

Благопожелания — котохоки. В этом месте в тексте следует приписка мелкими знаками, поясняющая этот отрывок: «то, что на старом языке котохоки, то на нынешнем то же, что слово сакахокаи». Такэда полагает, что эта приписка сделана священнослужителями рода Имибэ, передающими наследникам традицию чтения норито. Различие между этими словами, старым и новым, еще раз демонстрирует хронологическую неоднородность текста и значительный временной разрыв между разными слоями: в название норито вынесено «новое» слово хокаи, а не его архаический синоним, употребленный в тексте.

65

…солнцу небесному наследуя… — Такэда, по-видимому, отказывается комментировать это место, ограничиваясь лишь общим соображением — «речь идет о наследовании власти. Гонорифическое обозначение наследования» [НКБТ, 1970. г 416]. Цугита сначала приводит традиционную точку зрения: ама-но хицуги — «наследование солнцу (хи) небесному», т. е. передача власти от Аматэрасу поколению земных императоров; затем, в противовес традиции, обосновывает современную ему концепцию, опирающуюся на этнографические данные, и рассматривает хицуги как передачу священного огня, имея в виду церемонию, составляющую часть ритуала почитания предков в императорском дворце. Среди клана управителей страны Идзумо при передаче прав на управительство от отца к сыну также обычно проводилась церемония передачи (наследования) огня. Когда умирает отец, то сын его, пока еще не прошло суток — дня и ночи, должен добыть огонь трением с помощью палочки и камня очага, по преданию, оставшихся в роду от бога-предка Амэ-но хохи-но микото, затем на воде из небесного колодца (амэ-но манаи) приготовить еду и вкусить ее, согласно ритуалу вкушения первого урожая (см. Оониэ-но мацури). Это главная церемония в ритуале наследования (ёцуги). Добывание «божественного огня» этим способом до нового времени сохранялось в храмовом комплексе Исэ и храме Ияхико в Этиго [Цугита, с. 219–220]. Однако эта содержательная интерпретация не учитывает разницы в звучании слов fï «огонь» и fi «солнце» (ставших омонимами гораздо позже), поэтому более корректным будет перевод «наследование солнцу».

66

Все их речи умолкнуть заставили — имеется в виду, что, когда скалы и деревья говорили, мир пребывал в состоянии хаоса. Это состояние описывается, например, в мифе о сокрытии Аматэрасу в небесной пещере: «Все в Равнине Высокого Неба погрузилось во мрак, особенная тьма была в Срединной стране камышовых равнин. Пришла непрестанная ночь. Тогда все переполнили голоса восьми сотен множеств богов, что шумели как мухи в месяц посева. Начались во множестве бедствия» [НКБТ, 1970, с. 81]. Сходные признаки описаны в мифологическом сюжете о возвращении Идзанаки из страны мрака Ёми, рождении им божества солнца (Аматэрасу), луны (Цукуёми) и хтонического божества Сусаноо, которому поручается управлять морем («Кодзики») или подземной страной корней (некоторые версии «Нихон сёки»). Отказываясь от этого назначения, Сусаноо плачет и стонет, и от его плача «голубые горы, плача, пересохли, подобно высохшим горам, реки и море совсем высохли. И тогда голоса дурных божеств переполнили все как мухи в месяц посева» [НКБТ, 1970, с. 73]. Видимо, таково же было и состояние «Срединной страны тростниковых равнин» до того, как был произведен акт усмирения ее земных богов (куницу коми).

67

…с неба спуститься соизволил… — Цугита полагает, что здесь подразумевается мифический властитель Ниниги-но микото, а нижеследующий фрагмент — «дабы, солнцу небесному наследуя, ведать страной, как Поднебесной» относится к императору, при правлении которого произносится текст [Цугита, с. 223].

68

Божества гор — Эта группа божеств весьма разнообразна по функциям: охота, земледелие, лес и т. д., в тексте нет оснований для уточнения, какие именно божества имеются в виду, Цугита полагает все же, что подразумеваются прежде всего божества горных подъемов из норито в праздник тосигои.

69

Обиталище — миарака, в тексте приписка мелкими знаками: «на старом языке это читается арака».

70

Имасияфунэ-но микото — дух-охранитель жилища, дух здания. Возможно, что существует связь между Имасияфунэ-но микото и Яфунэ-но ками, богом жилища [СД, т. III, 1941, с. 372].

71

Нижние вервии — цунанэ, приписка в тексте: «на старом языке разновидность цугаинава (связанных вместе веревок. — Л.Е.) называли цунанэ». По-видимому, имеются в виду веревки, привязывающие поперечные доски к опорам. Беда от насекомых ползающих — вероятно, имеются в виду насекомые типа древоточцев. См. также комм. 92 к норито в праздник Минадзуки-но цугомори-но оохараэ.

72

Птицы, в небе летающие, кровь роняющие — Это не очень ясное место толкуется по-разному. Например, кровь сочится из мелкой живности, которой питаются птицы, и считается скверной, если останки этой живности падают на человека [НКБТ, 1970, с. 418]. Цугита приводит несколько объяснений: одно из них принадлежит Камо Мабути — что птицы, о которых идет речь, заимствованы из китайской мифологии, другое — Мотоори Норинага, считавшему, что заклинание обращено ко всем птицам, которые могут загрязнить очаг через отверстие дымохода (при этом иероглифический бином тидари прочитывается как тодари); еще одна, сходная гипотеза заключается в том, что тидари это тигидари — т. е. свисающий карниз, в котором делается отверстие для дыма, другая версия, что тидари — вариант мититари, т. е. «множество путей», по которым птицы летают в небе, и др. Сам Цугита присоединяется к точке зрения Норинага, добавляя к его аргументам еще и то обстоятельство, что синтаксический параллелизм («нижние вервии» в предыдущем периоде) требует далее верхних архитектурных элементов строения [Цугита, с. 229]. Я следую пониманию Такэда, которое основывается на иероглифической записи текста, хотя, видимо, его тоже нельзя считать полностью достоверным.

73

Стыки — кикаи, в тексте приписка мелкими знаками: «на старом языке говорилось кикаи».

74

Дух полов — миюка цуи (цухи), оборот, несколько загадочный. Такэда [НКБТ, 1970, с. 418] понимает его, как дух пола (цу — суффикс, хи — дух), по Цугита, это цухи (цухи-ни) — «совсем», «до конца» [Цугита, с. 230].

75

Ночное око — ёмэ. Правда, Мабути, а вслед за ним Бок считают, что ёмэ — это «ночной страж», или «ночная служительница», дежурящие ночью подле спящей семьи императора. Я следую версии Такэда [НКБТ, 1970, с. 419].