Норито. Сэммё

и Оонамоти-но ками[205], страну сотворивший, —

и кончая всеми иными богами царственными,

что пребывают

в ста и восьми десятках храмов и еще в шести.

Посему [мне], имяреку, надлежит

на слабые плечи толстые шнуры прикрепить,

нуса драгоценные узлом привязать,

бумазею священную,

как шапку небесную, на голову повязать[206],

а еще в хижине очистительной[207]

грубой травы нарезать[208],

циновку священную подстелить[209],

сосуды зачернить священные[210],

сосудами небесными очищение сотворить[211]

и затвориться.

И, как в храме успокоения[212],

освящение, очищение сотворив, [изречь ныне]

добрословия божественные,

ответные речи священные[213], —

так говорю смиренно.

Когда потомку божественному,

внуку Таками-мусуби-но микото[214],

родителя богов Высокого Неба,

Поднебесную поручали —

страну восьми островов великих —

то послали Амэ-но хохи-но микото[215] —

бога, далекого предка рода Оми в Идзумо, —

облик страны оглядеть.

И небесные облака восьмислойные разделив,

небо он облетел, землю облетел,

и всю Поднебесную взглядом обведя,

такой ответ он принес:

«В стране богатых тростниковых равнин

и тучного колоса

есть божества такие,

что днем бурлят, как мухи в месяце са,

а ночью светятся, как плошки с огнем.

Страна та бурная,

и в ней даже корни скал,

пни деревьев и пена синей воды

речи вести умеют.

Но я их усмирю и успокою,

чтобы внуку божественному

мирно, спокойно править».

Так он поведал. И сыну его,

Амэ-но хинатори-но микото[216],

вместе с божеством Фуцунуси-но микото[217]

с неба спуститься назначено было,

и богов бушующих

они изгнали и успокоили,

и к богу великому, землю сотворившему,

тоже подольстились они и его усмирили,

чтобы он власть передал [потомку божественному]

над явленными вещами, живыми вещами[218].

И сказал тогда Оонамоти-но микото:

«Вот страна Ямато,

где будет править внук божественный», —

так поведал.

И свою «мягкую душу»

поместил в зеркале восьми пядей в длину[219],

нарек ее Ямато-но Оомононуси куси микатама-то микото[220]

и поместил в священной роще Оомива;

душу сына своего,

Адзисукитакахиконэ-но микото[221], —

в священной роще Сига, что в Кадзураги;

душу Котосиронуси-но микото[222] —

в Унатэ поместил;

душу Каянаруми-но микото[223] —

в священной роще в Асука;

и назначил им быть божествами,

государя близкими охранителями.

А сам поместился во храме Кидзуки,

что в красной глине[224].

И тут божественные предки, боги царственные

поведали так:

«Ты, Амэ-но хохи-но микото,

великий долгий век внука царственного,

как крепкую скалу, как вечную скалу сохрани,

веком цветущим осчастливь», —

так поведать соизволили.

И вот, согласно словам их,

от поколения к поколению переходящим,

службу молебенную совершаю,

и на пышном восходе солнца утреннего

божественные сокровища во благопожелание

подношу, как знак почтения от богов, как знак почтения от оми[225], —

так говорю смиренно.

Пусть волосы государевы

все белеют, как яшма белая[226],

пусть румянец его краснеет,

как яшма красная,

пусть — как сходятся концы яшмы нанизанной,

яшмы синей,

подобно воде в речных заливах, —

так пусть и век великий, долгий

внука божественного,

что страной восьми островов великих

правит, как бог явленный, —

пусть век этот, как лезвие меча,

закален будет.

А как белый конь священный

передними копытами, задними копытами топает,

так пусть столбы врат священных

во дворце великом и внутри, и снаружи

в корни верхних скал, вбивая, укрепят,

в корни нижних скал, вбивая, утвердят,

а тот конь, все выше уши поднимая, слушает[227].

И пусть это будет знамением того,

как государь Поднебесной ведать станет.

205

Оонамоти-но ками — он же Оокунинуси-но ками, Асихарасико-но ками, Ятихоко-но ками, Уцусикуни-тама-но нами («Кодзики»), в «Нихон сёки» он еще Оомононуси-но ками, Куницукури оонамути-но ками и Оокунитамано ками, рожден Сусаноо от Сасикунивака-химэ. Принято считать, что Сусаноо принадлежит к пантеону богов Идзумо и сюжет о его рождении от Идзанаки — результат соединения двух мифологических традиций (тем более, что в другом сюжете Сусаноо утверждает свое происхождение от Идзанами, т. е. связь с Ёми-но куни или Нэ-но катасу куни). Во всяком случае, в Идзумо он оказывается не неистовым разрушителем, а культурным героем, покровителем земледелия. Его сын Оокунинуси (Хозяин великой страны, или Великий хозяин страны) действует в нескольких мифологических сюжетах, например в легенде о зайце, считающем крокодилов, чтобы по их спинам: перебежать на другой берег. Крокодилы содрали за это с зайца кожу, а злые братья Оокунинуси посоветовали выкупаться в соленой воде, чтобы вылечиться. Оокунинуси вылечил зайца, велев ему вымыться в речном устье, а потом поваляться на траве кама. Сходный сюжет, распространенный в Индии, на Цейлоне, в Индонезии и на Малайском полуострове, заимствован в. Японии, возможно, через буддийские каналы и зафиксирован и в «Кодзики», и в «Нихон сёки». В связи с магическими возможностями Оонамути в «Нихон сёки» говорится: «Тот Оонамути-но микото соединил силы с Сукуна-бикона-но микото, сердце их единым сделал, и они Поднебесную создали. И ради живой зеленой человеческой травы (людей, человечества. — Л.Е.) определили правила, чтобы лечить их болезни. И определили правила чародейные, чтобы изгонять бедствия, что бывают от птиц, зверей и насекомых ползающих» [Синтэн, с. 213]. «Сотворившим страну богом великим» Оонамути неоднократно титулуется в «Идзумо-фудоки».

После эпизода с зайцем Оокунинуси сам становится жертвой злых, братьев, но его оживляют две девы, морские божества, связанные с моллюсками и ракушками. Затем он попадает в Нэ-но катасу куни к Сусаноо и проходит испытания, чтобы жениться на его дочери Сусэрихимэ.

При передаче страны Ниниги-но микото Оокунинуси объявляет, что сокроется на восьми десятках изгибов дорог (т. е. перейдет в иное — сакральное — пространство), если ему будет воздвигнуто обиталище, подобное дворцу Ниниги («Кодзики»),

В одной из версий «Нихон сёки» Такамимусуби сам обещает ему в обмен на подчинение первоимператору Ниниги построить дворец — обитель солнца (амэ-но хису-но мия), веревками длиной в тысячу хиро сто десять узлов завязать. «Правила, по которым дворец будет построен, такие: опоры — высокие и толстые, доски — широкие и крепкие сделаю, поля устрою; чтобы было на чем по морю плавать — высокий мост, плавающий мост, летучий корабль Неба сделаю. И на Небесной реке Амэ-но Ясу-но кава тоже временный мост сделаю…» [Синтэн, с. 237–238]. На это Оонамути отвечает согласием и говорит так: «Пусть явленными вещами теперь ведает божественный потомок, я же и вправду удалюсь и стану ведать сокрытыми вещами» [Синтэн, с. 238].

Существует гипотеза, что в комплексе мифов о том, как Оокунинуси уступает власть божественному внуку, отразилась смена правителей — если до реформ Тайка вожди Идзумо имели наследственное право на власть, то после них на долю куни-но мияцуко осталась лишь культовая практика, а фактическое управление присоединенной провинцией осуществлял управитель, присланный центральными властями. Гипотеза эта, принадлежащая Мацумура Такэо, не лишена вероятия, хотя возможно также, что эти исторические события наложились на более ранние явления — расщепление функций правителей клана Идзумо, перераспределение ролей между божествами в процессе контакта разных мифологических комплексов (или даже внутри одного комплекса) и др.

206

…бумазею священную, как шапку небесную, на голову повязать… — Последние слова, амэ-но микаби ни кагафуритэ, не очень понятны. Мабути трактовал амэ-но микаби как ритуальный головной убор. Норинага — как микагэ — укрытие, тень. Поскольку в других разделах «Энгисики» бумазея часто выступает как головной убор (например, в отмеченных ситуациях для жрицы мико), толкование Мабути представляется верным.

207

…в хижине очистительной — идзу-но мая, помещение, где куни-но мияцуко в течение года проходил различные ритуалы очищения.

208

…грубой травы нарезать… — Скорее всего, имеется в виду использование свежей травы, а не высушенной; допустимо также предположение, что речь идет лишь об одном из видов трав и смешение видов в этом случае не допускалось.

209

…циновку священную подстелить… — В хижине стелилась циновка, прошедшая процедуру ритуального очищения.

210

…сосуды зачернить священные… — Сосуды для ритуальной еды или питья, низ которых подвергался обжигу.

211

…сосудами небесными очищение сотворить… — Цугита полагает, что речь идет о кувшинах большого размера. Слово мива означает сами сосуды, наливаемый в них ритуальный напиток, а также топоним Мива [Цугита, с. 469]. Связь ритуального сакэ с Мива подтверждается фрагментом «Нихон сёки», где говорится о некоем Икуи из селения Такахаси, который был назначен сакабито (сакэбито) в Мива, т. е. должен был ведать приготовлением священного напитка для подношений богам. Когда император Судзин повелел восславить великого бога Оокунинуси, «Икуи сам, питие священное на руках воздымая, государю поднес и так спел: „это питие священное — не мое питие священное, его сделал бог Оомононуси, создавший Ямато“» [Синтэн, с. 293]. В этом сюжете отразилась контаминации божества горы Мива (в Ямато) с Оокунинуси (Идзумо), о чем более подробно см. ниже комм. 220.

212

И, как в храме успокоения… — Вероятно, имеется в виду успокоение души божеств Идзумо.

213

…добрословия божественные, ответные речи священные — этот пассаж в переводе уже был выше, в тексте он встречается один раз: необходимость повтора его в переводе вызвана тем, что весь этот фрагмент, от слов «пусть век великий государя нашего» и далее содержит несколько синтаксически завершенных конструкций, причем многие из них являются придаточными определительными к одному из существительных последующего предложения, тоже, в свою очередь, являющегося определительным и т. д. Чтобы выстроить перевод так, чтобы сохранить последовательность хотя бы основных блоков и не утратить связи между началом и концом, приходится это основное клише воспроизвести еще раз.

Речи богов называются здесь ответными, видимо, потому, что сначала в столице назначался куни-но мияцуко, затем в Идзумо посылались из столицы подношения богам с испрашиванием долголетия императору. Ответом на эти подношения служили ёгото, исполняемые куни-но мияцуко.

214

Таками-мусуби-но микото — в одном из списков говорится «Таками-мусуби, Камимусуби-но микото». О божествах мусуби см. комм. к норито в праздник Тосигои-но мацури.

215

Амэ-но хохи-но микото — об этом божестве см. комм. 184 в норито в праздник Татаригами-но уцусияру. Однако если в мифологических сводах он выступает как один из тех, кто не подавал небесным богам никаких вестей о себе, «решив подольститься» к земному богу Оокунинуси, то в мифе, изложенном в норито, он выступает как демиург, усмиряющий грубых божеств (арагами), чтобы подготовить землю к сошествию первоправителя — потомка богов. Такая перемена функций, вероятно, связана с тем, что это божество принадлежит к пантеону Идзумо и в местном комплексе богов играет позитивную роль.

216

Амэ-но хинатори-но микото — вероятно, бог, тождественный Такэхинатори-но микото в Кодзики. Сын Амэ-но хохи-но микото, предок нескольких родов Идзумо, включая куни-но мияцуко.

217

Фуцунуси-но микото — См. коммент. 187 к норито в праздник Татариками-но уцусияру и коммент. 33 к норито в праздник Касуга-но мацури. В одном из сюжетов «Нихон сёки» о нисхождении Ниниги Фуцунуси называется сыном пары божеств Ивацуцуо и Ивацуцумэ, в свою очередь, рожденных от бога Ивасакунэсаку-но ками [Синтэн, с. 219]. По-видимому, несомненна связь Фуцунуси с богами камня (ива). В версии об устроении земли, изложенной в норито, Фуцунуси играет активную роль.

218

Власть …над явленными вещами, живыми вещами — см. выше, коммент. 202.

219

Зеркало восьми пядей в длину — ятакагами; как и в случае со священным зеркалом — воплощением Аматэрасу, зеркало служит вместилищем души божества. Согласно «Энгисики», зеркало, участвовавшее в обряде, имело в диаметре 1 сяку, 6 сун и 3 бу, т. е. около 60 см.

220

Ямато-но Оомононуси куси микатама-но микото (букв. «Великий дух — повелитель волшебной души в Ямато») — божество, приписанное к так называемому храму Оомива. Хотя Оомива в «Энгисики» занесен в список храмов, там нет никакой храмовой постройки и в качестве святилища выступает сама гора Оомива. Можно предположить, что посредством контаминации Оонамоти-но ками и божества горы Оомива произошло включение Оонамоти (Оокунинуси) в пантеон Ямато. Бог Оомива — териоморфное божество, хозяин горы Мива. Согласно сюжету «Кодзики», этот бог превращается в стрелу, покрытую красным лаком, чтобы «уколоть в тайное место» деву Сэятатара-химэ. Та берет стрелу с собой, кладет в постель, и стрела превращается в прекрасного юношу. От их брака рождается дева, ставшая главной (будучи божественного происхождения) супругой императора Дзимму, с которого ведет начало мифическая история японского государства. В версии «Нихон сёки» Оомононуси-но ками, женясь на деве Ямато-тото-момосо-химэ, является ей в виде змейки, принцесса от испуга укалывает себя в тайное место и умирает. В «Кодзики» бог, не названный по имени, по ночам посещает деву Икутамаёри-химэ. Чтобы узнать, кто ее тайный гость, дева втыкает в его одежду иглу с продетой нитью. Наутро оказывается, что нить, пройдя через замочную скважину, протянулась до горы Мива, к храму божества горы. Существует обширный цикл преданий о браках божества горы Мива с женщинами из окрестных сел. Таким образом, можно заключить, что в эпоху, предшествовавшую оформлению сводов, Оомононуси-но ками был божеством Ямато, духом горы Оомива, имевшим вид змея. И упоминание его имени в «Нихон сёки» как одного из имен Оокунинуси, видимо, преследовало политическую цель. То же и в данном тексте, пафос которого — в подчинении клана Идзумо владычеству Ямато на всех уровнях, в том числе и на уровне подчинения (взаимопроникновения) пантеонов. Божество горы Мива имеет также отношение к выработке священного сакэ (см. выше коммент. 211).

221

Адзисукитакахиконэ-но микото или Адзисикитакахиконэ-но микото, — божество, согласно «Кодзики», рожденное Оокунинуси от Такирибимэ-но микото, которое именуется также великий бог Камо, Камо-но оомиками, божество грома.

222

Котосиронуси-но микото — см. комм. 11 к норито в праздник Тосигои-но мацури. В связи с ёгото следует добавить, что Оокунинуси, согласно версии «Нихон сёки» и «Кодзики», сам не решает вопроса о передаче власти первоимператору, а решение принимает Котосиронуси, его сын, выполнявший, видимо, функции жреца и оракула. Цугита вслед за Ацутанэ высказывает предположение, что Котосиронуси — божество, связанное с верой в магическую силу «души слова», вообще с речью, и чтится как бог котодама (души слов) и знаний.

223

Каянаруми-но микото — в мифологических сводах это божество отсутствует. Разные авторы сближают его с другими богами, наиболее достоверным представляется, что Каянаруми — это Такатэру-химэ, «высоко светящая дева» или Ситатэру-химэ, «освещающая низ дева», может быть, солярное божество Идзумо, вытесненное богиней Аматэрасу, что следует из некоторых храмовых записей [Цугита, с. 493].

224

Храм Кидзуки, что в красной глине — яони кидзуки. Яони — постоянный эпитет (макуракотоба) к Кидзуки, вероятно, связанный с мифом о притягивания земли (кунихики), зафиксированным в «Идзумо-фудоки». К.А. Попов переводит яоникидзуки-но мисаки как «мыс Кидзуки многоземельный» [Идзумо-Фудоки, с. 20]. О притягивании земель см. коммент. 22 к норито в праздник Тосигои-но мацури.

225

Как яшма белая — далее в тексте апелляция к жертвоприношениям, по модели которых боги должны строить облик государя, его жизнь и благополучие. Как уже указывалось выше, в ритуале приносится 68 ожерелий из яшмы, в том числе белая, красная и синяя, в той же последовательности выстроены заклинания, связанные с цветами подношения, затем выступает меч, чтобы, подобно ему, век царствования был крепким, затем конь светлой масти, чтобы опоры дворца вбивались в землю так же крепко, как конь топает копытами. Затем идут белые лебеди «как дань живая для забавы» (икимицуки-но мотэасобимоно-то), в «Энгисики» же указывается, что они должны быть посажены на карнизы крыши дворца. По-видимому, ритуальная функция лебедей к моменту оформления текста уже была забыта. Затем в тексте говорится об узорчатых тканях и зеркале. Примечательно, что перед зеркалом в тексте появляется его земной прототип — озерца с водой, подобно которым станет молодеть государь. Возможна связь этого отрезка текста с обрядами, связанными с понятием «молодой (молодящей) воды» (вакамидзу или отимидзу). В «Манъёсю», № 628, например: «сирокэ офуру котова омовадзи отимидзу ва ка-нимо каку-ни мо мотомэтэ юкаму» — «что думать о седых волосах, уж так или иначе, а раздобуду молодящей воды и к тебе отправлюсь». В «Манъёсю» № 3245 молодящаяся вода связывается с лунным божеством Цукуёми: амахасимо нагаку могамо, такаяма мо такаку могамо цукуеми-но мотэру отимидзу иторикитэ кими-ни мацуритэ отиэ симу моно — «пусть мост небесный станет длиннее, гора высокая выше, тогда пойду и возьму молодильной воды, что хранится у бога Цукуёми, тебе поднесу и сотворю омоложение». В мифах Окинава и островов Мияко встречается сюжет о живой и мертвой воде, добытой на луне, причем живая достается змее, которая благодаря этой воде способна менять кожу и омолаживаться. Некоторые авторы высказывают предположение, что сюжет, связывающий живую воду и змею, распространялся из Африки через Ближний Восток в Южную Азию и Океанию [СДД, с. 110–111].

Обряд черпания «молодой воды» во время Новогодних праздников был принят в Японии до нового времени. Воду черпали из колодца или реки, поднося богам рис, завернутый в белую бумагу, и, обратясь к востоку, произносили заговор: «Черпаем счастье, черпаем правду, черпаем благоденствие» или «Не воду пьем, а счастье черпаем». (Обращение на восток, вероятно, является следствием заимствования китайской космологической схемы, где восток соответствует весне, т. е. новогоднему рубежу года). После этого зачерпывали воду трижды. Это действие совершал глава дома или взрослый старший сын, добытой водой умывались, на ней готовили пищу [Календарные обычаи, с. 155].

226

Оми — до реформ Тайка наследственный титул, который носили члены правящих семей, после Тайка влиятельным родам оми был дан титул асоми (второй по значимости в новой системе), и титул оми стал шестым.

227

…а тот конь, все выше уши поднимая, слушает — видимо, это же клише в более полном виде представлено в норито к празднику Минадзуки-но цугомори-но оохараэ, см. комм. 105 к этому празднику.