— Как ты знаешь, о могучий Филин, меня зовут Лопух, а это — Травобой, Лихнис, Переступень, Колокольчик, Вика, Лабазник и, конечно, моя любимая Маргаритка.
— Мы уже знакомы, — ответствовал Филин, который решил быть вежливым, раз уж он ввязался в это дело. Его сегодняшняя попытка тайком выбраться из дупла вновь была пресечена Юлой; она проснулась и окликнула его как раз тогда, когда он на цыпочках крался к выходу.
— Опять пошел целоваться со своими любимыми кроликами? — сварливо проговорила она, чуть приоткрыв глаза.
— А хоть бы и так? — резко бросил он в ответ. — Тебя это не касается!
— Это касается нас обоих! — проскрежетала Юла, встопорщив перья на макушке. — Это я буду сгорать со стыда, когда по всему лесу пройдет слух, что ты сошел с ума и пасешься вместе с кроликами на косогоре. Но ведь тебе, наверное, все равно, что будет со мной, так что до свидания, глупая курица! Уходишь — вот и уходи. По крайней мере, эти вонючие кролики не будут таскаться сюда каждый вечер.
Даже самому себе Филин не мог бы объяснить, почему ему вздумалось уступить кроличьим просьбам. Может быть, во всем был виноват врожденный охотничий инстинкт, который каждый вечер толкал его отправляться на поиски неизвестно чего; лишь увидев добычу, Филин узнавал, ради чего вылетел из дупла.
Но пока Филин преодолевал сравнительно небольшое расстояние, отделявшее его бук от Тропы, вчерашняя реплика Раки относительно «тщеславного дурака» несколько раз всплывала в его памяти, и он с угрозой подумал, что лучше бы кроличьи задумки оказались действительно стоящими. Для самих же кроликов лучше…
— Мы очень рады видеть тебя, о могучий Филин! Не правда ли, товарищи? — снова затянул свою песню Лопух.
— Конечно, мы очень рады! — послушно откликнулись остальные, однако хор их голосов прозвучал как-то неубедительно, а тут еще Филин из чистого озорства пошевелил когтем, и Травобой едва не повалился на землю кверху лапами. Сам Лопух тоже нервничал, но решил твердо стоять на своем, тем более что — как он недавно выяснил — в его характере тоже обнаружились присущие хищникам черты. Нет, разумеется, речь не шла об убийстве — так низко он ни за, что бы не опустился, — а об особом отношении к некоторым вопросам. Да что там, буквально позавчера, в эпизоде с желтой собакой, он проявил себя как хитрый и опасный зверь. Да и в его умении выследить возможность, а потом безжалостно схватить ее буквально на лету несомненно было что-то от хищника. Конечно, его внушительные размеры облегчили ему путь наверх, однако куда важнее была его способность мгновенно поворачивать любые обстоятельства в свою пользу. Как раз это он и собирался проделать.
Главная сложность, с которой Лопух столкнулся еще до того, как делегация вышла в путь (да и по дороге Травобой не переставал ворчать по этому поводу), заключалась в том, что на это же самое время было назначено собрание, посвященное обсуждению последствий вторжения желтой собаки. Теперь Лопух видел, как можно попытаться совместить одно с другим.
— Нам нужно обсудить очень многое, о могучий Филин! — сказал Лопух. — В ближайшее время должно начаться чрезвычайное заседание нашего Общества Сопричастных Попечителей, посвященное обсуждению человека и его желтой собаки. Может быть, ты пойдешь… полетишь с нами? Для тебя это была бы замечательная возможность увидеть все собственными глазами, — продолжал Лопух, заговорщически понизив голос. — Лучше всего, Филли, если ты прилетишь туда потихоньку — чтобы никто не знал о твоем присутствии. Дай я только отошлю остальных.
Филин неуверенно кивнул.
— Товарищи! — повернулся Лопух к продолжавшим трястись кроликам. — В своей неизречимой мудрости наш друг Филин любезно согласился отпустить вас, дабы вы не пропустили эту важную встречу. Со своей стороны позвольте порекомендовать вам отправиться в путь немедленно — тогда вы наверняка успеете к началу.
Кролики не заставили себя просить дважды. Возглавляемые Травобоем, мгновенно очнувшимся от транса, они запрыгали прочь с такой очевидной поспешностью, что Лопух невольно поморщился.
— Надеюсь, ты не сочтешь их невежами? — извинился он перед Филином, когда хвост последнего из его товарищей пропал в кустарнике. — К сожалению, будучи далеко от своих нор, они пока не могут не чувствовать себя неуверенно в твоем присутствии.
Маргаритка — единственная из всей делегации, кто предпочел участию в собрании общество своего уважаемого Предводителя, — только теперь ухватила нить разговора.
— Ты мог бы присутствовать на собрании никем не видимый, в то время как сам бы ты все видел и все слышал, — пискнула она. — Для тебя это пара пустяков, ведь именно так ты ведешь себя, когда охотишься.
Филин быстро взвесил в уме все возможности. Его слух был достаточно остер, чтобы услышать не только то, что кролики говорили, но и то, чего они не говорили. Маргаритка была совершенно права: последовав этому совету, он получал отличную возможность предварительно взглянуть на то, во что собирался ввязаться. Кроме того, Филину всегда нравилось действовать из засады.
— Хорошо, идемте, — сказал он и больше об этом не задумывался.
Лопух блаженно улыбнулся. Филин, сам того не подозревая, успешно прошел первое испытание, подтвердив свою заинтересованность и наличие изрядного количества здорового любопытства. Но самое главное, он показал себя существом, способным принимать решения без долгих раздумий и колебаний. Поглядим, что скажут молодые активисты-раскольники, когда испробуют на себе воздействие этого секретного оружия!
На время оставив замысловатый жаргон Сопричастных Попечителей, Лопух рискнул пошутить:
— Собрание состоится, как всегда, на Большой поляне. Будем рады видеть — вернее, не видеть — тебя там!
К его огромному разочарованию, Филин так и не улыбнулся в ответ.
В качестве наблюдательного пункта Филин выбрал удобную развилку в стволе древнего дуба, который рос в центре Большой поляны. Словно серое облако, Филин скользнул между ветвями и поудобнее устроился в своем укрытии.
Филин много слышал о собраниях Сопричастных Попечителей Леса, особенно при встречах с барсуком Борисом или с лисом Фредди.
— Скучища смертная! — презрительно фыркал Борис. — Эти трепачи просто сидят на травке и болтают, болтают, болтают без передышки. Регламент, процедура, пункты повестки, поправки, возражения — и так до тех пор, пока кто-нибудь не выдвинет резолюцию, где записана вся чушь, о которой они болтали. Потом кролики голосуют и возвращаются по своим норам, воображая, что своей резолюцией они изменили лес и окружающие поля в придачу.
— Боюсь, Фил, все это — просто куриный помет! — с томным видом добавлял Фредди и зевал. — На твоем месте я бы и лапой о лапу не ударил. И на твоем тоже, Борис. К чему так горячиться? Береги лучше кровеносные сосуды: лопнет — не починишь.
Видя, как барсук шипит и плюется от отвращения, Филин готов был согласиться со своими друзьями, однако его несколько смущало то обстоятельство, что Борис сам увлекся движением Попечителей, о чем он и сообщил с очаровательной непосредственностью.
— Я сам себя ненавижу за это, Филли. Хотелось бы мне никогда о них не слышать, об этих трепачах, но это как чесотка — настолько раздражает, что уже не можешь об этом не думать. На этих собраниях постоянно разыгрывается какая-нибудь драма, и вот я уже не могу оторваться!
Как объяснял Борис, собрания Общества Сопричастных Попечителей всегда проходили у подножия Могучего дуба — огромного старого дерева, стоящего в середине Большой поляны. Могучий дуб считался самым замечательным деревом в лесу — на этом сходились и Попечители, и все остальные, — но дело было вовсе не в красоте кроны и изяществе ствола. Напротив, его ствол был шишковатым и бесформенным, узловатые сучья страшно искривлены и перепутаны, а в коре — в тех местах, где некогда росли сломанные ветром ветки, — зияли глубокие отверстия. В этом не было ничего удивительного: дуб стоял на открытом месте, и ему особенно доставалось от непогоды.