Вот и я — как Кэйвер...
Звоню недавно Сеньке Барону, жена его говорит шепотом: «Вы знаете, он занимается!» Я так представил: тихая, теплая комната, настольная лампа. А тут звонишь из темной парадной! И сделал-то он и сделает гораздо меньше меня, а надо же — «занимается»! Как это люди так умеют ограничиться и сразу определиться. А тут ходишь как неизвестно кто!
Да, вообще спокойно может не пройти моя защита, не получиться. Причем не по научным — с научными-то все в порядке, — а чисто по человеческим, житейским мотивам.
Конечно, три основные преграды — это Измаил, министр и Сидоров.
Надо бы встретиться до защиты, поговорить по душам с неким легендарным Измаилом. Вообще, он мой ученик-заочник. Появился и пишет все под меня и даже дальше. И главное — однофамилец! Потом от восхищения перешел плавно к осуждению. Осуждает за разные отступления, компромиссы, уступки, моральный износ. А пусть, пусть поживет с мое! Глупо думать, жестоко, что что-нибудь на свете происходит без износа! Он этого не знает по юности...
И главное, ни разу не виделись. Что такое? Это я привык быть таким юным, отчаянным новатором, крушить этих ретроградов, громить, — и вдруг меня уже начинают царапать слева, уже как бы я получаюсь ретроград! И не дай бог, если он впервые появится на защите и начнет нести. Ведь он, что обидно, где-то в чем-то и прав. И непонятно, как с ним бороться, — как-то неудобно, не с руки, сам вроде недавно был таким.
Начнет обвинять меня в хитрости. Как будто хитрость — это плохо!
Да, надо бы встретиться, поговорить с ним по душам, но вот этого-то я как раз не умею. Ну и пусть! Не люблю неприятных дел. Будем дальше холить свою стеснительность.
Второе препятствие — министр. Тоже препятствие чисто моральное. Разрешение на досрочную защиту может дать только министр. Уже все договорено, созвонено, что я к нему приеду, появлюсь. Просто хочется ему увидеть, что я за человек. В принципе-то все улажено. Но только я чувствую, почти уверен, что я к нему не пойду. Не люблю таких, официальных бесед, не терплю говорить общеизвестные вещи! Может, заместителя мне взять, чтобы рот мне раскрывал и мимику делал?
...Это недавно — нужно мне было по работе заговорить на улице с одной малознакомой женщиной. Я долго стоял, надувался, потом вдруг рванулся, резко схватил ее за руку, она завизжала дико, я бросился в подворотню, обрушил гору ящиков проволочных, чуть не погиб... Не люблю!
Мне многие говорят, как бы ловкие: «Главное, руку иметь, блат!»
Вот, по-моему, типичная ложная мудрость, штамп, мешающий видеть жизнь как есть! Я уже давно внимательно наблюдаю за этим и пока никакой не заметил закономерности — все гораздо хаотичней, сложней. Тридцать лет уже прожил, но ни разу еще не заметил, чтобы честность или даже нечестность кому-нибудь что-нибудь принесли.
Вот наш Володя-вахтер считает себя величайшим хитрецом.
— Я такой! Я уж своего не упущу! Я свое всегда возьму! Вот я кто? Вахтер! А имею, вообще, почти как инженер!
Встает только вопрос — почему же он все-таки вахтер? Может, для таких именно и цель — получать как инженер, будучи почему-то вахтером?
Есть у меня даже друг, абсолютно помешанный на блате, все время завязывающий и поддерживающий знакомства с разными мебельщиками, мясниками. Считает себя жутко ловким. Но если разобраться, мебель ведь покупается один раз в жизни, и это у него позади, а мясники, те вообще дают ему то же мясо, что и всем, только он, не зная этого, ест его с огромным аппетитом.
Долго этого моего друга смущала проблема женитьбы.
— Как жениться, посоветуй, — по любви или на положении, на деньгах?
Я объяснял ему терпеливо, что напрасно он так разделяет, что это только в сказках дочери обеспеченных родителей обязательно злые, безобразные, а в жизни часто совсем наоборот.
— А-а-а, — разочарованно, — я с тобой, как с другом...
И женился — уж точно не по любви, но зато на дочке начальника районного отделения милиции. Теперь своего двухлетнего сына они могут на время оставлять в детской комнате под присмотром плотной женщины в сапогах, а за ним самим, моим приятелем, заезжает иногда на работу милицейская машина, — и все!
Вообще, сомнительный вариант!
Так вот. Есть у меня один блат. Сидоров, директор нашей головной организации, — мой родной двоюродный дядя. И отзыв его о диссертации — это все.
Я хорошо помню то время, когда женщины носили длинные крепдешиновые платья, мелкие влажные кудри. Тогда еще Сидоров жил вместе с нами. Приезжал на большой черной машине часа в три ночи, ложился часа в четыре, а вставал в пять. А я спал до десяти. Вот тогда-то он меня и невзлюбил. Но куда я мог деться — я еще утящийся был. Утящийся.