— Капните, — говорит капризно, — мне в глаз! Сейчас же, слышите?
Ученики у ног засуетились, один взял пипетку, пузырек, набрал. Капнул, немного не попал, глаз стал мигать, сжиматься, хватать, как маленький ротик. Глаз и то умнее его!
Вообще, все, что я ненавижу, собралось в этом жлобе!.. Потом они ушли, я плюхнулся на раскладушку с отвращением! Конечно, меня всегда здесь ждут раскладушка, продавленная, одна, одеяло, прожженное, одно. Но раскладушка обязательно продавленная, но одеяло обязательно прожженное! Иначе почему-то нельзя... А попробуй из этого вырваться — какой будет крик! Сколько обвинений!
Что я собираюсь сделать? Всего лишь защитить диссертацию. А Стас, не зная, уже заранее уверен почему-то, что я иду на сделку со своей совестью. Откуда он берет такие сведения — неизвестно...
Однажды, лет пять назад, зашли мы в магазин выпить. И вдруг оказалось, что денег нет ни у кого. Я говорю: «Спокойно!»
Выскочил, и тут же, в синеватом свете трубок, нашел на асфальте три рубля!
Вбежал — все обомлели! Обрадовались. Один Стас молчит. И ждет, когда это заметят...
— Ну?
— Так нельзя! Надо деньги обратно положить!
— Куда положить? На тротуар, что ли? — я закричал.
— Дурак ты! — сказал ему Слава с тоской.
— Да? — взвился Стас. — А вдруг человеку теперь не на что хлеба купить!
Усложняет! Где и глубины никакой нет — он ее ищет. Где он, интересно, видел в наши дни человека, которому не на что купить хлеба? В следующий раз — я оброню. Просто шел человек — и об-ро-нил! И спасибо ему за это!
А Стас — повернулся тогда и пошел.
Вот он, наш конфликт, в миниатюре.
Ну, где же он сейчас запропастился? Душеспасительная беседа, и спать! «...Ты гибнешь, гибнешь!» Ну, давай!
А сам-то Стас что со своей жизнью сделал? Еще когда в институте учились, всегда почему-то сдавал свои работы на таких обрывках засаленных, и не подавал, а бросал... Потом бросил институт демонстративно, никто уже не помнит почему... Был в какой-то партии геологической, чуть не погиб. Сейчас работает на почте, сортировщиком.
...Я быстро спал. Но тут пружины раскладушки заскрипели, растянулись — Стас.
«Что такое? — подумал я. — Могу я спокойно переночевать?»
— Ну что — денег нет?
Вообще, я понимаю, что в своих делах я не использую один мощный резерв: жалость. Начать всем плакаться — какой я молодой гений, как все меня затирают... Нет уж! Другого чего не хотите?
— С работы, что ли, выгнали?
С чего он взял?
— Ночевать, что ли, негде?
Попал! Наконец-то!
И вот — неизбежный откровенный разговор, как бы плата за ночлег:
— Все еще живешь... с этой?
Вот уж не его дело! Кто бы понимал...
— Она ж тебя погубит, пойми! Ее же ничего не интересует, кроме шмоток!
Ну и правильно. Женщину и должны интересовать шмотки. Иначе — какая это женщина?
— Ну что, опять приехал для своих темных дел?
Почему-то считает, что я в последнее время занимаюсь исключительно темными делами!
— Да нет, — говорю сквозь сон, — надо тут быстро в люди выбиться, защититься...
— А ты не задумывался, — говорит так проникновенно, — почему именно ты? Что в тебе такого?
— А почему бы не я?
— А ты не задумывался...
Я вообще так часто не задумываюсь.
— ...что кто-то другой на этом пострадает?
Почему? Почему обязательно кто-то должен страдать? Типичная лжеистина! Распространенная.
— И что же, — Стас, после молчания, — можно сказать, что ты сделал что-то выдающееся?
— Да, пожалуй...
— Ну как — трудно было, да?
Все просто помешались на этом «трудно»! Да легко было, легко!
— Работали, — говорит, — много, да?
— Да, бывало, часов по восемь работали.
(Все, не только я, говорят во время зевка плачущим голосом. И понимаю, что это его бесит, но уже не могу остановиться.)
Специальность у человека: помогать другому в беде. При этом беда — обязательна.
Так задумался, глубоко, потом говорит (конечно, «тряхнув головой»):
— Нет, тут что-то не так! Ведь, честно говоря, способности у тебя весьма средние.
Вот гад! Всегда под видом откровенности говорит всякие неприятные вещи!
— Да я, — говорит, — знаю куда более способных ребят, да и те все еще думают, мучаются — достойны ли они?
Уж эта привычка — непрерывно страдать по любому поводу!
— А я вот мучиться не хочу! И считаю себя достойным — понял?.. И прекрасно живу, прекрасно — ясно тебе?
— Да? — говорит Стас. — А почему же в тот раз, в кабинете у себя, ты головой так упал и сказал: «Да, жизнь не удалась!»?
— Когда?!
Да-а. Тяжело. Конечно, приди я к нему жаловаться — было бы полное понимание...
Ну и тип!
Конечно, в трудную минуту он не подведет, но в легкую с ним тяжело!
Я вдруг вскочил и быстро стал одеваться.
— Ты что, — спросил Стас, — на друга обиделся, да?
— Ну почему же — на друга?
Он оцепенел.
— Та-ак. Знал я, что ты сволочь, но что такая...
Я грубо так засмеялся в ответ и пошел.
— Знал бы ты, как ты противен! — закричал он мне вслед. — Самодовольная, блестящая рожа!
Я шел по коридору и ничего не видел. Да, первая ненависть потрясает не меньше, чем первая любовь!