— Товарищ генерал, разрешите мне преподнести майору Марселэну комбинезон и унты. Мой личный подарок.
— Ах ты!.. — побагровел Комаров и вдруг рассмеялся. — Позвольте представить вам лейтенанта Зыкова. Одиннадцать сбитых машин. И пять суток ареста за лихачество.
— Товарищ генерал, — жалобно взмолился Зыков, — ради франко-советской дружбы…
— А, бандит!.. Хорошо. Ради франко-советской дружбы’скину трое суток! Но двое отсидишь.
Зыков делал достойные похвалы усилия сохранить пристыженный и смущенный вид. Искорки в глазах Кастора убедили его, что это ему не удалось. А Комаров тем временем говорил Марселэну:
— Это ради вас.
Кастор перевел и добавил:
— Личный подарок!
Марселэн переложил из правой руки в левую обмундирование, переданное ему Зыковым. Затем он дружески пожал лейтенанту руку.
— Спасибо, унты великолепны!
Зыков стиснул протянутую, ему руку, улыбнулся, что-то быстро пробормотал, еще раз пожал руку французу, отдал честь генералу и отправился под арест, который, видимо, не был слишком уж суровым наказанием.
— Что он сказал? — спросйл Марселэн.
— Русский обычай, — ответил Кастор. — Он сказал: от всего сердца.
Ажиотаж около грузовичка достиг своего апогея. «Мы похожи на толпу женщин в универсальном магазине в день получки», — думал Вильмон. Впрочем, это вовсе не мешало ему, подобно товарищам, примерять сапоги и ушанки. Рядом с ним Буасси примерил уже семь полушубков, когда русская девушка-солдат решительно накинула ему на плечи еще один.
— Полушубок, — сказала она.
— По-лю-шю-бок? — повторил Буасси.
— Да! — подтвердила восхищенная девушка. ч- Ну вот, — сказал Буасси, — по крайней мере я буду знать одно русское слово.
И он оставил себе полушубок.
Доктор щеголял в полушубке, способном упрятать троих таких, как он.
— Ты похож на медведя, — заметил Казаль.
— Да, вы правы, но на ученого медведя! Вы улавливаете эту тонкость?
Вилъмон примерял шапки. Он выбрал одну, которая ему понравилсь, но в это время к нему подошла девушка-солдат. Решительным движением она сдвинула шапку на его голове чуть набок.
— Вот так! — сказала она по-русски.
Вильмон не понял, что она сказала, но это и не имело значения-. Он вытащил из кармана два значка Свободной Франции. Один — чтобы приколоть на шапку, другой — подарить девушке. Она покраснела и наградила его ослепительной улыбкой. Девушка отошла, и Вильмон увидел, что старшина эскадрильи Лирон пытается придать своей шапке такой же крен, как у него. Он подошел к нему и спросил:
— На кого я похож?
Лирон, оглядев его полушубок, шапку и сапоги, ответил:
— На русского.
Вильмон вспомнил вопрос, который он задавал. себе, слушая речь генерала. Он уже знал первую часть ответа. Лирон невольно подсказал ему вторую. Простота Комарова его подкупила, и он вспомнил слова Марсе-лэна: «Там, куда мы отправляемся, лицо командира имеет большое значение». Лицо генерала тоже много значит, особенно когда выпадет случай на него посмотреть. Лицо Комарова ему нравилось. Вильмон всегда ненавидел высокопарность, и сейчас ему было очень неприятно думать, что — хотят они того или нет — для этой охваченной войной страны, оккупированной почти до самой Волги, с заводами, вывезенными на восток, с партизанами в тех районах, которые в учебниках географии называли Европейской Россией, — хотят они того или нет — для нее они олицетворяют Францию. Как это трудно — нести на своих плечах тяжесть ответственности за родину! Как это волнует!
— Бенуа, — обратился он к товарищу, — ты не задумывался над тем, что для всех этих людей мы представляем Францию?
— Я думал об этом, — ответил Бенуа. — Нелегкая работка!
Майор Марселэн надел подаренный Зыковым комбинезон. Он очень хорошо знал, что ему нужно делать. Он понимал связанный с этим риск, но в то же время и оценивал его необходимость.
Русские были очень приятны, просто очаровательны. Но французы пока походили на группу туристов, которых возят из города в город, из гостиницы в гостиницу. Майор Марселэн считал необходимым определить их намерения более точно. С этой мыслью он подошел к самолету Зыкова и осмотрел его с самым живым интересом.
— Ваш «як» похож на наш «девуатин», — заметил он. — Мне бы хотелось ознакомиться с ним по-настоящему… Вы позволите, господин генерал?
Генерал Комаров позволил. Точнее, он приказал капитану Сарьяну объяснить французу все, что тому могло показаться неясным в управлении самолетом. Еще точнее — он улыбнулся Марселэну совсем мальчишеской улыбкой, улыбкой заговорщика. А капитан Сарьян оставался невозмутим. Взобравшись на крыло, он закрыл фонарь над устроившимся в кабине Марселэном. Затем обернулся к Комарову;