— Не надо никогда сюда залезать, — грозя пальцем, сказал он псу. — Это очень опасно для щенят!
Кастор раздраженно поморщился. «А как с людьми? С этим майором, который, возможно, захочет блеснуть…»
— Вот они, — закричал Лафарж. Вместе с несколькими новичками он стоял около Кастора.
Кастор почувствовал, как сжалось его сердце. Это группа или только то, что от нее осталось? Он тихо начал считать:
— Один, два, три…
И вдруг закричал радостным голосом:
— Девять! Все возвращаются!
Он был прав! Ни один не промолчал в ответ на его вызов. Один за другим оии безупречно сели на площадку.
— Вот и мы, старина Кастор! — закричал Вильмон, высовываясь из кабины.
Он сиял почти детекой радостью. Он готов был смеяться, без конца болтать, бегать как мальчишка, играя с Тарзаном. Леметр со свойственной ему сдержанностью тоже явно был доволен, однако в глазах его светился лучик мягкой иронии, особенно когда он смотрел на Бенуа. У того вид был несколько обескураженный. На герметически замкнутом лице Флавье нельзя было прочитать ничего.
Бенуа поколебался один момент, затем решительно подошел к майору.
— Господин майор!
Не говоря ни слова, Флавье повернулся к нему, снимая шлем.
— Господин майор, — повторил Бенуа, — перед нами, как на ладони, только что были два фрица. Почему мы не атаковали их?
— Потому что они вызвали бы два десятка других, те летели на полторы тысячи метров ниже и не видели нас. Ради двух легких побед я не имел права так рисковать.
— Браво, — воскликнул Бенуа. — Я поступил бы точно так же!
И совершенно непосредственным движением он протянул Флавье руку. Тот не пошевелился и, не приняв поданной ему руки, посмотрел на Бенуа:
— Если меня не трогали ваши упреки, Бенуа, то не трогают и ваши комплименты.
И, оставив позади себя оцепеневших летчиков, он направился к баракам. Бенуа опустил руку. Теперь он был совсем обескуражен. К нему быстро подошел Леметр. Но Бенуа не сердился. Единственный раз за все время он казался растерявшимся.
— Ты понимаешь? — сказал он немного дрожащим голосом. — Я его искренне поздравил, а он послал меня к черту…
Леметр оставил его в замешательстве и быстрыми шагами направился за Флавье. Тот остановился и обдал его ледяным взглядом:
— Вы тоже хотите мне что-то сказать, Леметр?
— Да, — ответил Леметр.
— Хорошо, но покороче, Леметр.
— Почему вы отказались пожать руку Бенуа?
Флавье слегка улыбнулся, сухо и горько:
— Он очень добр! Я не совершил никакой ошибки, которую он мог бы мне простить, и не нуждаюсь в его великодушии…
— Вы не сделали ошибки, господин майор. Вы только опоздали…
Флавье хотел что-то сказать, но Леметр не дал себя прервать:
— О! Опоздали не по отношению к «старичкам», опоздали по отношению к самому себе… Но поскольку вы наверстали это опоздание… Разве у меня нет оснований так говорить?
На обычно невозмутимом лице майора что-то дрогнуло… Подобно льду на реке, когда весной он вдруг дает трещину… Флавье протянул Леметру руку:
— Спасибо, Леметр, — сказал он. И улыбнулся.
Наступление имело успех. Неман был форсирован.
Но за это было заплачено дорого.
Мертвые, мертвые, мертвые… На доске «Нормандии» стерли много имен. Задания выполнены, одержаны победы… И столько товарищей навсегда уснули вдали от своих родных городов…….
Во время одного из этих боев полковника Синицына вытащили из горящего самолета. Возможно, он мог бы вовремя прыгнуть… Но он надеялся, что сможет посадить самолет, спасти его… И вот… Колосс, казавшийся неуязвимым, полковник Синицын, стал теперь всего лишь каким-то предметом, разлетевшимся на тысячи кусков. Товарищи сделали все, что можно сделать на месте, затем его положили на носилки — без сознания, без признаков жизни, — чтобы погрузить в самолет и отвезти в Москву. Возможно, там у него окажется больше шансов на спасение… Все летчики, которые не были в воздухе, выстроились в ряд, провожая носилки, словно это был уже гроб… Зачем нужно было куда-то везти этот труп, вместо того чтобы опустить его в землю?.
Но совершилось чудо… Когда носилки поднимали в самолет, Сарьян, шагавший сбоку, увидел, как дрогнули губы Синицына…
— Коля, — спросил Сарьян, — Коля, тебе что-ни-будь нужно?