Буквально за две — три секунды ему удается пристроиться в хвост одному «мессеру». Он его подбивает, а Гидо приканчивает. Мартэн и Перрэн также сбивают своих противников. Монж исчезает с поля боя. Он возвращается к нам только через две недели.
Не имея возможности заниматься поисками Монжа, Дельфино бросается в атаку на последнего «мессера». Немецкий летчик, который залетел примерно на пятьдесят километров в глубь русской территории, даже и не думает спасаться бегством. Увидев «як», он с остервенением атакует его. Дельфино в свою очередь тоже хочет уничтожить врага. И два истребителя вступают в поединок, длившийся более четверти часа. Дельфино столкнулся с очень опытным летчиком и почувствовал, что ему не удастся сбить немца, маневрирующего с такой удивительной легкостью. Кипя от гнева, Дельфино вынужден прекратить бой, опасаясь, что ему не хватит бензина.
Рассказывая эту историю в столовой, он заявил:
— Я никогда еще не встречал летчика такого высокого класса…
Как выяснилось впоследствии, Дельфино довелось встретиться с одной из редких в то время машин — истребителем Мессершмитт-309 с эллиптическим крылом.
В этот же день, после всех пережитых волнений, мы вылетели на юг, где нам предстояло участвовать в последних сражениях за Кенигсберг. Мир уже совсем близок, война вот-вот должна закончиться.
В те дни немцы стали применять самолеты Фокке-Вульф-190, с удлиненной носовой частью фюзеляжа, и Мессершмитт-109 типа «G» и «К» — новые, более маневренные и лучше вооруженные скоростные истребители. Наступали дни самых жестоких боев.
Глава II
Мы находимся на бывшей немецкой авиационной базе. Дома, в стиле казарм, тщательно замаскированы. В них мы находим комфорт, которого никогда не имел ни один солдат во Франции. Бетонная взлетно-посадочная полоса превосходна. Наши самолеты хорошо укрыты, механики и мы довольны.
Сразу же после прибытия Дельфино нас предупредил:
— Будьте внимательны. Русские сообщили, что вокруг все заминировано. Осторожность прежде всего. Сначала пройдут саперы. Я не хочу, чтобы среди вас оказался еще один Мансо.
Но, несмотря на предупреждение, мы сразу же отправляемся осматривать ангары, в которых собраны самолеты различных типов и разных возрастов. Очень много самолетов для туризма, но среди них неожиданно обнаруживаем Мессершмитты-108 в превосходном состоянии.
— Вот это нам весьма бы пригодилось, чтобы вернуться в Париж, — говорит мне Марши. — Представьте себе, что сейчас кто-то начиняется аперитивами у домашнего очага, а мы вместо аперитивов имеем право только на свинцовую закуску, которой нас щедро угощают немецкие зенитчики.
Конечно, было заманчиво возвратиться в Париж на крыльях и сразу окунуться в сумятицу воскресного дня, который парижане имеют дар превращать в незабываемый праздник. Но хватит об этом мечтать. Фронтовая жизнь продолжается. Тяжелые потери, успехи, верные и ложные слухи — здесь, как и повсюду, сегодня, как и вчера. Нам так хорошо знакома эта жизнь военных летчиков, одновременно однообразная и напряженная.
Под Витенбергом Ревершона основательно потрепала зенитная артиллерия. Его товарищи — Соваж, Марши, Углов — также получают свою порцию осколков. Несмотря на это, Марши и Ревершон решают любой ценой выполнить задание, но вдруг в кабину самолета Ревершона попадает 80-миллиметровый снаряд. Перебита правая нога, открытая рана на руке, десятки царапин на лбу и на затылке. Кровь течет ручьями. Ревершон понимает, что вот-вот потеряет сознание. Последним усилием ему удается убрать газ. Затем он делает разворот, круто снижается и на скорости 180 километров в час совершает вынужденную посадку. От удара его выбрасывает из кабины более чем на пятьдесят метров. Ему повезло — он падает буквально в нескольких шагах от палаток советского Красного Креста. Его немедленно кладут на операционный стол. Русские врачи считают его состояние безнадежным, но очень упорно и добросовестно ухаживают за ним, настойчиво борясь за его жизнь. Это поразительно, так как смерть для военных врачей — вещь, на которую никто не обращает внимания. Переливание крови за переливанием, операция за операцией. Этот случай — одно из чудес Инстербургского госпиталя, когда железное здоровье Ревершона и его непреклонное желание выжить помогли советской медицине добиться удивительного успеха. Сегодня Ревершон — с ампутированной ногой и с несгибающейся рукой — по-прежнему водит самолеты.
19 марта на рассвете со стороны Кенигсберга доносится ожесточенная канонада. На командном пункте майор Вдовин знакомит нас с обстановкой на фронте:
— Немцы прилагают отчаянные усилия, чтобы разорвать кольцо окружения вокруг Кенигсберга и соединиться с частями, находящимися к югу от города, выравняв таким образом линию фронта.
— Что и говорить, — замечаю я после слов майора, — немцы еще достаточно сильны. Они еще заставят нас хлебнуть горя.
На следующий день, словно в подтверждение моих слов, шесть наших «яков» были атакованы двенадцатью «мессерами», в том числе шестью Me-109/G. Их пилотировали исключительно опытные летчики. Маневры немцев отличались такой четкостью, словно они находились на учении. Мессершмитты-109/G благодаря особой системе обогащения горючей смеси спокойно входят в отвесное пике, которое летчики называют «смертельным». Вот они откалываются от остальных «мессеров», и мы не успеваем открыть огня, как они неожиданно атакуют нас сзади. Блетон вынужден выпрыгнуть с парашютом. Он не успевает коснуться земли, как его берут в плен.
Блетона направляют в Пиллау, где его допрашивает полковник Брендель, командир третьей истребительной группы, в которую входили знаменитые немецкие асы. Носовая часть их самолетов была окрашена в желтый цвет, а на фюзеляже красовался туз пик.
— Месье, это моя сто вторая победа, — хвастливо заявил Брендель. — Вы француз из «Нормандии», не так ли? Может быть, вам знакомы эти два предмета?
Блетон сразу же узнал кокарду, которую носили наши летчики, и небольшой медальон с фотографией. Все это принадлежало Ирибарну. Кокарда из стали была вся измята и сплющена. Медальон мы вместе купили в Каире. Ирибарн носил его на шее.
Полковник Брендель вышел на минуту из комнаты. Воспользовавшись этим, Блетон быстро спрятал в карман кокарду и медальон. Вернувшись, полковник сделал вид, что ничего не заметил.
Блетон пережил несколько ужасных бомбардировок, которые почти полностью разрушили Пиллау. Эвакуированный на быстроходном морском катере, он попадает в Мекленбург, откуда, воспользовавшись паникой, ему удается бежать и присоединиться к наступавшей русской армии. В день окончания военных действий Блетон на По-2 прилетел к нам в Хайлигенбайль и привез дорогие для меня реликвии — кокарду и медальон.
Наши потери в людях и технике настолько значительны, что майор Дельфино принимает решение перевести полк на двухэскадрильный состав. Матрас становится его заместителем, и они вдвоем имеют под своим командованием только 24 летчика и трех переводчиков, если не считать аспиранта Ромера, который выполняет функции нотариуса полка и занимается, в частности, перепиской с родственниками погибших пилотов и нашими взаимоотношениями с БАО.
24 февраля «Нормандия» торжественно отмечала награждение полка орденом Боевого Красного Знамени. В этот день я встретил своего старого друга Амет-Хана — дважды Героя Советского Союза, прославленного «короля тарана». Мы проводим вместе несколько часов, и я с большим интересом слушаю этого невысокого мужчину, с густыми черными вьющимися волосами, выбивающимися из-под лихо заломленной каракулевой шапки.
Все в нем необычайно выразительно и живописно: голос, лицо, жесты и даже его кавалерийские галифе, очень широкие вверху и обтянутые на икрах, заправленные в черные сапоги из мягкой кожи. Его имя чрезвычайно популярно в Советском Союзе. Можно целыми неделями слушать рассказы о его многочисленных подвигах. С начала войны он совершил более пятисот боевых вылетов и сбил двадцать вражеских самолетов.