– Высоко же она ценит жизнь реймского ренегата, коли решилась на такое, – обронил герцог. – Тебе стоит призадуматься, племянник: слишком велики у империи шансы на выигрыш.
– Я не отступлюсь от своего! – решительно отрезал Людовик. – И я избавлюсь от реймского волка, мечтающего напиться франкской крови. Суд назначен на двадцать седьмое марта. Осталось ровно два дня.
– Кто же будет судить архиепископа помимо тебя? – усмехнулся дядя. – Его сторонники, такие же слуги империи?
– Мои вассалы, вся франкская знать!
– Не боишься последствий необдуманного шага?
– Кто посмеет подать голос против франкского короля?
– Римский папа и император Оттон.
– Меня поддержат герцоги и графы.
– Голос одного из этих двоих будет весомее.
– В своих владениях я – король, и архиепископ Адальберон – мой вассал.
– Это не понравится империи, тебе не стоит наживать в ее лице врага. Резолюция суда не должна вызвать недовольство. Феофано уже косится на тебя из-за Вердена; неугодный ей вердикт заставит ее двинуть на Лан свои войска.
– Но я не могу оставить безнаказанным этого реймского плута!
– Ты стоишь на зыбкой почве, тебе следует свернуть на грунт.
– Искать мира с империей?!
– Только тогда она закроет глаза на этот суд.
– И отдать ей Верден? Одно из двух главных епископств! Ворота Лотарингии!
– Если хочешь, поставь условие.
– Никогда! – воскликнул король, вскочил и принялся мерить комнату шагами от стены к стене. – Ведь мой отец завоевал этот город! Отдать его – значит предать отца! Склонить шею перед трясущейся от старости жирной германской свиньёй!
– Тогда готовься к войне.
– Пусть так! Я первым пойду на Оттона!
– И будешь разбит.
– Еще посмотрим, как я сверну ему шею.
– Королевство франков велико, тебе не успеть собрать войско. К тому же не все пойдут. Каждый граф и герцог – сам себе король. Чего ради ему встревать в твои распри с империей?
Людовик остановился близ дяди, лоб прорезали морщины.
– Думаете, мне не одолеть германца?
– Как ястреб ни быстр, орел все же сильнее.
– По-вашему, надлежит искать с ним мира?
– Сделай хотя бы вид, научись фальшивить. Тебе надо набраться сил, а дальше посмотрим. Нынче ты – лишь волчонок, Оттон – матёрый волк. Только равный по силе сможет победить его. Эту силу даст тебе время. И запомни твердо еще одно: худой мир лучше доброй ссоры. Хорошо ли, когда кругом тебя враги? Намного лучше, если они становятся друзьями.
– А вдруг Оттон, усыпив меня, нападет?
– С какой стати волку нападать на собрата, коли тот не отнимает у него кусок?
– Значит, мне надлежит подчиняться империи?
– Франкия станет лишь ее частью, а ты – другом императора, но не его вассалом. Как Ричард Нормандский по отношению к франкскому королю. Он – твой друг, тем не менее ничем тебе не обязан. Он король своей земли, ты – своей. Вы всего лишь добрые соседи, не связанные вассальными присягами. Постарайся, чтобы на тех же позициях стояли Римская империя и Франкское королевство. Хотя бы временно, пока ты не войдешь в силу. Ее даст твой авторитет и знать – мощный кулак, против которого Оттону не устоять. Там, в Ахене, знают это и опасаются. Вот почему к тебе подсылают дурных советчиков. И вот причина, в силу которой империя, помявшись немного для приличия, протянет тебе в ответ руку. Не говоря уже еще об одном: ты найдешь самого сильного союзника в лице герцога франков. Увидев, сколь крепка власть короля и велико к нему уважение, он поможет тебе свалить Людольфингов, навсегда избавившись от их опеки, если, конечно, к тому времени ты останешься верен своей мечте и делу жизни отца.
Людовик молчал. И вновь, заложив руки за спину, зашагал по кабинету, теперь из угла в угол. Карл Лотарингский, откинувшись на спинку скамьи, наблюдал за игрой чувств, отражавшихся попеременно на лице племянника. Если Людовик даст согласие – окажется в выигрыше. Угроза ему, а с ним и династии отпадёт. А значит, Каролингам еще долго править, и он, дядя последнего из них, всегда будет добрым советником и помощником юному Людовику. И для этого готов не пожалеть ни сил, ни средств, а возможно, и самой жизни. Ибо он, как никто другой понимал: Людовик – последнее, что осталось от Карла Великого. Не станет его, оборвется и династия. На смену придет другая, где ни ему, ни сестре Матильде уже не будет места. И от Каролингов останется лишь память.