К читателю
Плавая вдоль западного берега Франции, норманны стали проникать дальше на юг. В 844 г. викинги напали на поселения на Астурийском берегу, но были отбиты. Они разграбили много магометанских поселений, Севилью, разбили войско эмира.
В Италию норманны пришли в IX веке. В 1016 году немногочисленный отряд норманнов-пилигримов, возвращавшихся из святой Земли, помог князю салернскому в борьбе с сарацинами, осаждавшими его город, и итальянцы, пораженные силой и храбростью викингов, стали приглашать их к себе на службу. С тех пор все новые и новые отряды скандинавских воинов прибывали в Южную Италию, и им вскоре удалось создать там маленькое норманнское владение, а некоторое время спустя Роберт Гюискар создал на Сицилии сильное государство.
Встречались норманны и в Византии, где императоры высоко ценили их храбрость и силу и за это брали их в свои дружины.
О приключениях викингов в Византии и Южной Италии вы и узнаете из очередного тома нашей серии, куда вошли романы «Норманны в Византии» известного французского писателя Г. Леру, «Викинги на Сицилии» знаменитого барона А. фон Шакка.
Счастливого плавания на викингских драккарах!
Глава I
Волшебный остров
Наступал холодный, туманный, бурный день. Слабый свет бледной зари едва скользил и разливался по сердитым волнам. Казалось, что сам Бальдр, отец света, нехотя, только на одно мгновение, решился расстаться с глубиной морской пучины.
Пользуясь коротким временем рассвета, жрец Имира вышел из храма и стал всматриваться в туманную даль.
Вокруг него все было пустынно и безжизненно, даже лишаи не оживляли бесплодных гранитных скал голого острова. Птицы, водившиеся в изобилии на других островах Лофотенского архипелага, никогда не посещали этого дикого места. Огромные тюлени, выплывая подышать воздухом на поверхность воды, быстро ныряли в глубину, заметив горящий на острове огонек.
Живя в таком страшном одиночестве, служитель богов совершенно одичал, стал нелюдимым и тех, кто рисковал погибнуть в бурных волнах, бьющихся о гранитные выступы острова, чтобы только услыхать предсказания оракула, встречал дикими проклятиями, угрожающе потрясая кулаками и ожесточенно кидая в них каменьями. То были времена, когда на общем темном фоне насилия, господствовавшего в мире, самым черным пятном выделялся Север. Йормугандир, змей вражды, обвившая весь свет, красовавшийся на щитах викингов и их сотоварищей. Отвратительная пасть его зияла на носу их ладей, яд отравлял реки, по которым ладьи эти ходили, он извергал пламя, пожиравшее христианские города, а кровавая слюна, разливавшаяся, как море отчаяния, по свету, колебала веру в сердцах приверженцев нового учения, обещающего людям царство небесное, и заставляла их, в сомнении, спрашивать: «Уж не лучше ли было бы разделить с поклонниками Локи господство на земле?»
Жрец Имира остановился на самом краю обрыва, одетый в странный, требуемый правилами культа костюм: большую шапку с наушниками, сделанную из шкурки черного ягненка; балахон из куницы и белого зайца, весь испещренный нашитыми на нем хвостами диких кошек; на ногах – высокие, из меха выдры сапоги, а вокруг шеи его развевались легкие перья гаги, сливаясь своей сверкающей белизной с его длинной, седой бородою. Опираясь на огромный посох из слоновой кости, весь исчерченный руническими письменами, стоял он, подняв руку, и как бы отталкивал ветер, с силой вздымавший волны, которые, разбиваясь об утес, обдавали старика брызгами белой пены.
Долго стоял он так и смотрел на бушующее море. Видневшийся на расстоянии человеческого голоса скалистый утес, казалось, то утопал, то вновь всплывал из-под белых гребешков волны. Остроконечная вершина его скрывалась в синеве тумана. Волны вздымались и, набегая на темные груды гранита, зловеще чернели, а потом, кружась и падая, блестели и искрились мелкими брызгами. В изменчивом полусвете тумана принимали они самые причудливые, фантастические формы, поднимались, прыгали, вертелись, как колдуны на шабаше, и когда, вскинувшись высоко, высоко с шумом и ревом ударялись о берег, тогда старый жрец дико хохотал им в ответ. Налюбовавшись дивной картиной бушующего моря, жрец пошел было обратно к храму, как вдруг до ушей его донесся резкий крик, шедший как бы из волн. «Это кричит чайка», – подумал он; но скоро должен был отказаться от своего предположения, так как среди жалобного воя ветра ему ясно послышались призывные звуки рога. В то же время у берега показался челнок, в котором стоял высокого роста мужчина, ловко работая веслом, чтобы предотвратить столкновение с острыми выступами утеса. Заметив старца, он бросил ему веревку, а сам легко перескочил на берег, причем бесчисленное множество погремушек, привешенных к поясу, плотно обхватывавшему его стройный стан, равно как и к браслетам на руках, звенели как бубенчики. Во время прыжка ворот его рубахи распахнулся, и старик заметил на могучей груди татуированное изображение лодки. Он понял тогда, что перед ним стоит один из викингов.
Безмолвно смотрели они друг на друга.
Жрец не мог не заметить, что за выражением беззаветной отваги, сквозившей во всех чертах викинга, проглядывает полное спокойствие и отсутствие того суеверного страха, который охватывал даже самых смелых людей, когда они ступали на волшебный остров. Спокойствие это было, по всей вероятности, от напряженной мысли, поглотившей все внимание молодого человека. Казалось, что внутренняя, душевная работа сделала его нечувствительным к внешним впечатлениям. Удрученный этой работой, он скорее от усталости, чем из страха перед пристальным взглядом служителя грозных богов, опустил глаза.
Подняв, наконец, голову, он гордым и небрежным жестом указал на огромного лосося, лежавшего в лодке.
– Это все, что ты жертвуешь богу? – сердито крикнул старик.
– И вот это еще, – отвечал викинг, снимая со своей голой руки, покрытой громадными, выпятившимися мышцами, большой золотой обруч.
Взвесив в руках обручье и оставшись, по-видимому, довольным его значительным весом, жрец уже менее сурово приказал воину следовать за собой к капищу.
Массивные сосновые бревна составляли стены храма. Покрытый Целым рядом нагроможденных одна на другую крыш, из деревянных черепиц, соединенных между собою подобно петлям кольчуги и смазанных для предохранения от порчи дегтем, он блестел как бронзовый, Изображение двуглавого дракона возвышалось на самой верхней крыше.
При своем гигантском росте молодой воин должен был согнуться чуть не вдовое, чтоб войти в святилище. Оно было пусто, только вдали, на жертвеннике, сложенном из камней, тлел огонь, да посредине храма стояла большая медная чаша с водой, прозрачной, как кристалл. Входя в храм, старик прошептал какие-то непонятные слова, причем послушный его заклинаниям огонь тотчас же сильно разгорелся, а вода в чаше, до того совершенно спокойная, заколыхалась.
Без всякой боязни смотрел молодой викинг на совершающиеся перед ним чудеса и спокойно остановился перед чашей, в которой вода продолжала волноваться; а служитель асов поместился на седалище, сделанном из пня гигантской сосны, исчерченного разными надписями. Вдохнув в себя несколько раз дым, подымавшийся от огня, старик впал в забытье; глаза его закрылись, голова бессильно упала на грудь, так что он едва мог пробормотать:
– Что преследуешь ты? Добычу? Воин наклонил голову.
– Мести, мести жаждаешь ты!
– Я хочу знать, – сказал воин, – куда должен я идти, на сторону ли заката или восхода солнца, чтобы найти ее?