Кинокамеру куплю цифровую,
Фирма, оптика и зум — всё равно,
Можно старую, б/у, да любую,
Для меня всего важнее одно:
Чтоб была она легка и мобильна,
Чтоб нагрузки на сустав никакой,
Потому что режиссёр порнофильма
В основном снимает левой рукой.
О литературных турнирах
«Внимание, поэты, прозаики и прочие беллетристы!
Начинаем турнир „Ой, судьбою покоцаны двери“
Главный приз будет щедрым — где-то долларов триста,
Плюс полторы публикации в „Ашхабадском курьере“.
Для обсуждения номинантов открыта уютная геста!
В жюри восседают невероятно известные члены!»
(Далее сто пятьдесят страниц рекламного текста
О том, кто эти люди, и почему имена их нетленны).
Да кто же вы, очкарики, ведущие подобные конкурсы?
Кто ВАШИ признал заслуги, кроме соседей по даче?
И с какой стати ВАШИ псевдофилософские опусы
Зовутся литературой, а не как-нибудь совсем иначе?
Не надо прикрываться Пушкиным с придыханием влажным,
Со стонами счастья о Лермонтове — тоже не нужно!
Они-то писали изящно, легко и всегда о важном,
А вы изрыгаете какую-то личную чушь натужно.
Хочется примоститься к великой плеяде успехов?
Нет? А я уверен, что в этом причина и основа,
Хотя бы потому, что, скажем, Антон Павлович Чехов
Не проводил фестивалей имени Льва Толстого.
Не проводил, потому что прекрасно знал свою цену,
И не желал репутацию портить себе и Толстому,
И не проталкивал бездарей на однодневную сцену,
И «классика» титул не присваивал графоману простому.
Вы можете сказать: «Ну а ты-то чего разорался впустую?
Твой-то бред уж тем паче читать невозможно!»
Вы правы, конечно. Но я-то как раз и не претендую.
Мне и участником быть — стыдно, а судьёй — так и вовсе тошно.
Отчего поэту жить тяжело
Отчего поэту жить тяжело?
А поэту тяжело оттого,
Что, чего б ему на ум ни взбрело —
Всё написано уже до него.
В муках создан древнерусский сюжет —
Вот уж критики от злости сгорят!
Отправляет. Получает ответ:
«Извините, не пойдёт. Плагиат.
Стих неплох, но глуповат и бескрыл,
И со временем, увы, не в ладу:
Эту тему ещё Нестор раскрыл
В однатысячастотретьем году».
Но сдаваться наш поэт не привык,
И опять его выводит перо
Про природу, про рассвет, про родник,
Про сочувствие, про мир и добро.
Отсылает. Отвечают: «Ну что ж…
Тут стилистика — классический Фет.
И к тому же — не поймёт молодёжь.
И к тому же — проблематики нет».
«Проблематики хотите? Ну-ну!» —
Распаляется несчастный пиит,
Две поэмы выдаёт про войну,
И одну — про резистентный рахит.
Отвечают: «Оплошали и тут…
Слог, конечно, интересный, живой,
Но напомнил чем-то пушкинский труд
Про полтавский замечательный бой».
А поэт, похоже — крепкий орех,
Ты на психику его не дави!
Сочиняет, предвкушая успех,
О святой и бесконечной любви.
Но и с этим от ворот-поворот:
«Узко смотрите, товарищ, на мир!
Вам любовью не растрогать народ —
Здесь прошёл уже великий Шекспир!»
Проклинает, седовласый как лунь,
Рифмоплёт свои унылые дни:
Всё пропахано, куда ты ни плюнь,
Всё изъезжено, куда ты ни ткни…
Всё охвачено настолько давно,
Что хоть вешайся на первом столбе,
И поэту остаётся одно:
Сочинять об уникальном себе.
О футболе
Я спорту никогда не бил поклонов —
Работал как-то больше головой…
Футбол, конечно — культ для миллионов,
Но безразличен мне как таковой.
Шестнадцать пережив чемпионатов,
(Из них примерно восемь — мировых)
Я так и не примкнул к толпе фанатов,
Хоть и играл в командах дворовых.
Не слишком разбиравшийся в вопросе
В те детские, безоблачные дни
Не знал я, почему штрафуют Росси,
И отчего в запасе — Платини.
Меня всегда вводил в недоуменье
Болельщиков стотысячный табун
Орущий в заспиртованном волненьи
Сплошные непристойности с трибун.
Я видел как у стен универсама
Невинного лупили мужика:
Одни — за поражение «Динамо»,
Другие — в честь победы ЦСКА…
А время шло, менялись гимны, лица,
От криков «Гол!» потрескались дома,
Всеобщий бог — турнирая таблица
В итоге пол-Земли свела с ума.
Я верен своему нейтралитету,
Весь этот вздор в расчёт и не беру:
У них читать стихи желанья нету,
А у меня — смотреть на их игру.