— Противные кабриолеты! — вырвалось у Изабеллы. — До чего я их ненавижу!
Однако ее ненависть, хоть и столь справедливая, оказалась непродолжительной, — взглянув снова на экипаж, она воскликнула:
— Что я вижу? Брат и мистер Морланд!
— Господи, это Джеймс! — одновременно вырвалось у Кэтрин.
Едва только молодые люди их заметили, лошадь была сразу же остановлена таким рывком, что почти поднялась на дыбы, после чего седоки выпрыгнули из экипажа, оставив его на попечение встрепенувшегося от внезапной остановки слуги.
Кэтрин, для которой появление брата было совершенно неожиданным, встретила его с большой радостью. Брат, искренне к ней привязанный приятный молодой человек, отвечал ей тем же — в той мере, в какой ему это позволяли непрерывно отвлекавшие его очаровательные глазки мисс Торп. Приветствие, с которым он сразу же обратился к этой леди, отразившее одновременно переживаемые им радость и смущение, могло бы подсказать его сестре, если бы она лучше умела разбираться в чужих чувствах и не слишком была поглощена своими собственными, что Джеймс ценит красоту Изабеллы не менее высоко, чем сама Кэтрин.
Джон Торп, отдававший распоряжения относительно экипажа, вскоре присоединился к ним и должным образом вознаградил Кэтрин за испытанный ею недостаток внимания. Он весьма небрежно поздоровался с Изабеллой, едва лишь пожав ей руку, но зато по всем правилам расшаркался перед ее подругой.
Это был полный юноша среднего роста, с невзрачными чертами лица и нескладной фигурой, который, казалось, чтобы не выглядеть слишком привлекательно, одевался как грум, а чтобы не сойти за человека с хорошими манерами, вел себя непринужденно, если следовало проявлять сдержанность, и развязно — если была допустима непринужденность. Вынув из кармана часы, он спросил:
— Как вы думаете, мисс Морланд, за сколько времени мы доскакали из Тетбери?
— Я ведь не знаю, далеко ли это отсюда. Ее брат заметил, что до Тетбери двадцать три мили.
— Двадцать три? — спросил Торп. — Двадцать пять, и ни дюйма меньше!
Морланд возразил ему, ссылаясь на свидетельства путеводителей, хозяев гостиниц и дорожных знаков, но его приятель отверг их все, поскольку располагал более надежной мерой расстояния.
— Я знаю, — сказал он, — что мы проехали двадцать пять миль, по времени, которое у нас отняла дорога. Сейчас половина второго. Мы выкатили со двора гостиницы в Тётбери, когда городские часы пробили одиннадцать. Я вызову на дуэль любого человека, который скажет что моя лошадь пробегает в упряжке меньше десяти миль в час. Отсюда и выходит ровно двадцать пять миль.
— У вас потерялся один час, Торп, — сказал Морланд. — Когда мы выезжали из Тётгбери, было всего десять часов.
— Десять часов? Клянусь жизнью, было одиннадцать! Я пересчитал все удары. Ваш брат, мисс Морланд, доведет меня до исступления. Только взгляните на мою лошадь — вы видели за свою жизнь существо, более приспособленное для быстрого бега? (Слуга в это время как раз взобрался на сиденье и отгонял экипаж.) Настоящих кровей! Три с половиной часа на то, чтобы пробежать какие-то двадцать три мили, — не угодно ли? Посмотрите на это животное и попробуйте себе представить такую нелепость,
— О да, лошадь сильно разгорячилась.
— Разгорячилась! До Уолкотчёрч на ней и волосок не шелохнулся. Взгляните на ее передние ноги. Взгляните на круп. Только посмотрите на ее поступь. Такая лошадь не может пробегать в час меньше десяти миль, даже если ее стреножить. А что скажете вы, мисс Морланд, о моем кабриолете? Хорош, не правда ли? Отличная подвеска. Столичная работа. Он у меня меньше месяца. Заказан человеком из Крайст-чёрч, моим приятелем — отличным парнем.