Я распахнула дверь и вышла из машины, ожидая, что меня снова сопроводит дождь. Однако, выглянуло несмелое солнце, и я зашагала от машины прочь, шлепая по лужам самым нелепым образом.
Некоторое время я обходила машины и один раз едва не упала в лужу. Постепенно моя локационная система пришла в норму, и я все-таки выбралась с парковки. Я решила пойти самой длинной дорогой, чтобы подольше не возвращаться домой. Я дошла до бульвара с влажными липами и мокрыми скамейками. Солнце становилось все игривее, все смелее. Я чувствовала, как испаряется с асфальта влага.
Я села на одну из мокрых от дождя скамеек, достала из сумочки сигареты и спешно закурила, словно бы куда-то опаздывала.
Влажная листва, с которой веселилось солнце, казалась такой яркой, что глаза мои невольно следили за ней. Я и не заметила, как кто-то подошел ко мне.
— Привет, сестричка.
Я обернулась на голос. Передо мной стояла молодая девушка, нарядная, как кукла.
Глава 12. Фетишизированное мышление и действительность
У нее были особенные глаза, словно стеклянные. Ресницы ее были похожи на паучьи лапки, такие тонкие, такие нежные и разрозненные. Казалось, что ее сделали, в ней было нечто рукотворное. На девушке было нарядное платье в атласным бантом посередине, слишком старомодное и яркое, чтобы его забыть. Оглушающе-розовое, пышное, нежное, оно говорило детскими представлениями о красоте, такими искренними и притягательными, что сложно было с ними не согласиться. На ее ногах были белые, непрозрачные чулки, делавшие ее ноги похожими на фарфоровые ноги куклы.
Она широко улыбнулась мне. У нее были большие, круглые глаза болотного цвета, распахнутые так широко, что, казалось, она удивлена. Аккуратные черты лица, чуть курносый носик и пухлые губы подчеркивали то игрушечное впечатление, которое она произвела на меня с самого начала. Настоящая куколка, если бы я была маленькой девочкой, мне бы непременно захотелось забрать ее домой.
Но мне было тридцать пять лет, а дома у меня жили бывшая Крыса и мой брат с гендерной дисфорией, вызванной психологической травмой.
— Здравствуйте, — сказала я вежливо. Девушка чуть склонила голову набок, как заводная игрушка, а потом села рядом со мной.
— Погода сегодня так себе, — сказала я. — Хотя, конечно, солнышко светит приятно. Но в целом все же не очень.
Что я вообще несла? Девушка смотрела на меня, потом вытянула ноги в белых чулках, и я увидела розовые бантики на ее коленях.
— Да, — сказала она. — В целом все же не очень. Слушай, сестричка, зачем бы незнакомке подходить к тебе на улице?
Я все мгновенно поняла и протянула ей пачку сигарет.
— Зажигалку дать? — спросила я. Девушка сморщила тонкий носик.
— Фу. Неправильный ответ.
— А какой правильный? — спросила я. Солнце придало ее темным, завитым волосам красноватый отлив. Ее волосы выглядели такими мягкими, мне захотелось прикоснуться к ним, как к шелку. Она мотнула головой, встряхнув кудряшками и сказала:
— Хорошо, сестричка, слушай. Я хочу пригласить тебя в гости.
Я замолчала. Если игнорировать странных людей, они частенько сами уходят.
— Ты ведь уже слишком старая, чтобы не разговаривать с незнакомыми, правда?
— Что? Старая?
— Ну, ты же из тех инфантильных женщин, которые чувствуют себя двадцатилетними в тридцать пять, потому что никогда в жизни не брали на себя ответственность.
— Откуда ты знаешь, сколько мне лет?
— Еще я знаю, как тебя зовут, Эрика.
Она засмеялась. Отчего-то ни одно слово не выходило у нее обидным, она была потрясающе легкомысленна, и все, что она говорила, было словно облачко пудры — рассеивалось быстро и казалось смутно приятным.
— Кто ты? — спросила я. Она пожала плечами.
— На это можно по-всякому ответить.
— Как тебя зовут? Ты ведь понимаешь, что это не слишком вежливо — показывать, что ты знаешь о других что-то, чего они не знают о тебе.
— Если только моя цель не шантаж.
— А твоя цель не шантаж?
Она звонко засмеялась, отчего-то мне вспомнился Себби Зауэр, однако ее смех был очаровательным и много более нежным.
— Нет, — сказала она, наконец. — Я совсем не хочу тебе ничего плохого. Просто Отто ну никак не может с тобой связаться. А я могу. Если честно, я нашла тебя по запаху.
Она втянула носом воздух, и я узнала это движение. Я вспомнила Ханса, вспомнила Рейнхарда, вспомнила свой звериный страх перед ними. Девушка подалась ко мне и обняла меня, прижавшись щекой к моей щеке.
— Я правда не хочу казаться пугающей. Некоторые меня боятся, но во мне ничего страшного нет. Ты сейчас, наверное, думаешь, что я тебе угрожаю.
— Я вовсе так не думаю.
Конечно, я думала именно так. Но мне казалось предпочтительным по крайней мере казаться спокойной.
— Думаешь, я чувствую это.
Она закусила губу, лицо ее приняло нетерпеливое выражение, и я быстро сказала:
— Так ты от Отто?
— Да. Он просил меня найти тебя.
— И ты хочешь проводить меня к нему?
Она засмеялась.
— А ты что думала, мы пойдем и съедим мороженое? Слишком холодно для этого, да?
— И ты гарантируешь, что если я сейчас не закричу, а пойду с тобой к Отто, то я выберусь оттуда живой.
— Ну, этого никто не может гарантировать. Жизнь полна неожиданностей, и все в ней случайно.
Заметив, как я напряглась, девушка покачала головой.
— На самом деле я гарантирую, что мы не сделаем тебе ничего плохого. Отто хороший. А меня сделал Отто, и я тоже хорошая. Я — Лиза.
— Надо же, я только что о тебе говорила.
— Правда? Обо мне уже все говорят?
— Пока нет.
Лиза встала, покачалась на пятках, как маленькая девочка, и вдруг дернула меня за руку, так что я слетела со скамейки прямо в ее объятия. Она казалась совсем крохотной, даже чуть ниже меня, а уж я в линейках по росту всегда стояла последней. Сила, с которой она дернула меня и удержала, казалась мне абсурдной. От солдат гвардии этого ожидаешь — крупные мужчины, созданные для того, чтобы надзирать и наказывать, сила была их неотъемлемой частью.
И я подумала, а Лиза равна им по силе, или все же они превосходят ее, потому что изначальные их данные различались?
— Прости, — сказала она. — Так мы идем?
Я кивнула. Я не была напугана, нет. Я была в пугающей ситуации, но после Дома Жестокости, полного кровожадных, голодных тварей, одна единственная Лиза казалась мне вполне переносимой.
Мы пошли по бульвару. Лиза наблюдала за своими туфельками, чьи носы блестели на солнце, она шла, заводя одну ногу за другую, смешным, нелепым и очаровательным образом.
— Как так ты нашла меня по запаху? — спросила я. — Что это значит?
— Это значит, что я тебя унюхала.
Она не была глупой, но ей нравилось говорить так, словно она дурочка. Это был вопрос стиля, вопрос ее образа.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Лиза сказала:
— Я запоминаю человеческие запахи. Отто, к примеру, я могу найти за тысячу километров.
— Думаю, ты преувеличила.
— Ну, немного преувеличила. Но я правда хорошо его нахожу. Он дал мне твою зажигалку. Я знаю запах твоих пальцев и сигарет.
— Так вот, кто ее утащил.
— Отто любит брать чужие вещи.
— Но тогда почему его не могут найти?
Лицо у Лизы стало самодовольное, и она простодушно сказала:
— Потому что он лучше других. Отто умеет прятаться.
— Ты имеешь в виду, что он хороший стратег и тактик?
Лиза засмеялась.
— Нет, он плохой стратег, а тактик из него еще хуже. Но он может скрывать не только свои мысли. Никто из них не вспомнит его запах, даже если они будут спать с его вещами. Вот они и бесятся. Они, значит, идеальные солдаты, которые должны справляться с любой задачей. А не могут! Хотя Отто плохой стратег, плохой тактик и способен дважды за день упасть, наступив на развязанные шнурки. Но они ничего не могут с ним сделать.
Она выглядела по-детски радостной, и я поняла, что мне вовсе не хочется ни бежать, ни звать на помощь. Лиза вызывала у меня приятные чувства. Она была странной, но в ней не было оглушительной неправильности. А может я просто слишком устала бояться чего бы то ни было.