В нашей стране Нансен был несколько раз по делам путешествий. «Я полюбил эту огромную страну… с ее обширными равнинами, горами и долинами». Сибири он предсказал великое будущее ив 1914 году считал, что это будущее недалеко.
А в 1921 году, во время страшного голода после засухи и разрухи, Нансен приехал в Поволжье, чтобы увидеть, как и чем помочь голодающим. Его именем, энергией, его благородством и бескорыстием был освящен хлеб, купленный на жертвенные деньги. Сам он, ни минуты не колеблясь, потратил на помощь голодающим волжанам полученную в 1922 году Нобелевскую премию мира — сто двадцать две тысячи крон золотом.
Любопытно, что соратником Нансена в благородной помощи России в трудное время был Отто Свердруп, тот самый, с которым Нансен пересек на лыжах Гренландию…
Таким был норвежец, воплотивший в себе все лучшее, что есть у народа его страны, считавший главным своим назначением в жизни сближать народы уважением друг к другу. На родине есть ему памятники. Я думаю, и на Волге памятник Нансену был бы очень уместен.
…После ужина он расстелил на столе карту, разгладил ее жилистыми руками и оглядел нас добрыми слезящимися глазами:
— Плавать по морю необходимо…
Я попросил Альму перевести ему окончание знаменитого изречения: «Жить не так уж необходимо». Старик встрепенулся:
— А вы откуда это знаете?
Так началась беседа о море, о моряках-норвежцах, о том, что в этих местах море всегда было главным кормильцем и что плавать по морю было в самом деле необходимо. Мы расспрашивали, старик посасывал трубочку и отвечал спокойно, неторопливо, напомнив мне знакомого капитана, который говаривал: «Милый, я так много видел, что мне и врать не надо».
Но оказалось, Свейн Муляуг, которого мы посчитали за старого капитана, сам никогда не плавал. Мать почему-то не захотела, чтобы сын, как все в роду, сделался моряком. Возможно, другой кто-нибудь сбежал бы попросту на корабль. Но он не ослушался матери, однако и моря не разлюбил. Он взялся изучать море и жизнь моряков и так преуспел, что, когда освободилось очень почетное место директора Морского музея в Осло, все справедливо решили пригласить на это место Свейна Муляуга.
Нам сказали: «Нет в Норвегии человека, который лучше бы знал историю мореплавания, жизнь моряков, все, что связано с кораблями и странствиями». Старик прилетел из Осло, чтобы встретиться с нами и показать древнюю часть морского пути, превращенную теперь в заповедную зону.
Утром Свейн Муляуг повел нас на маленький катерок, и вместе с ним мы целый день плыли вдоль побережья южной части Норвегии среди островов, маяков, весельных, парусных и моторных судов — попутных и встречных. Было ветрено, но старик ничего не надел поверх синей полотняной рубашки и не покрыл голову. Он посасывал крючковатую трубку, махал рукой узнававшим его матросам и хвалил капитана нашего катерка: «Хороший моряк — осторожный моряк».
И конечно, старик рассказывал обо всем, что медленно проплывало по сторонам, — о древних могилах норвежцев, грудой камней темневших на берегу («Им четыре тысячи лет!»), о самом старом в здешних местах путевом знаке под названием «солдат», о мастерстве лоцманов, проводивших суда по лабиринту скал, о местах, где чаще всего терпели бедствия корабли.
Провожатый наш знал, на каком острове лучше всего вырастают травы на сено, где держат пчел, из какого местечка вышло больше всего капитанов, где издревле делают лодки, где шьют паруса, где лучше ловится рыба. Указав на один из поселков, он сказал: «Отсюда во время блокады на обычной весельной лодке тайно ходили в Англию за зерном».
— Плавать по морю необходимо, — улыбнулся хранитель морской истории, когда мы прощались с ним на причале в Кристиансанне. На мой вопрос, в какую часть Морского музея надо пойти в первую очередь, старик сказал: «Идите сначала к «драконам»».
…Не знаю, есть ли изделия рук человеческих более совершенные, чем эти знаменитые лодки. Даже не на воде, а под музейной крышей, на металлическом основании, они выглядят сказочными птицами, и просто не верится, что все это было сработано топором, пролежало в земле тысячу лет и что на этой дубовой лодке длинным путем «из варяг в греки» плавали, возможно, и по Днепру. И именно на такой лодке, под парусом и на веслах, удачливый норманн Лейф Эйриксон достиг с друзьями Винланда (Виноградной земли), названной позже Америкой.
В музее есть экспонаты, по которым можно проследить развитие мореходных средств — от долбленок и лодок из шкур лося до легендарного деревянного «Фрама». Лодки-«драконы» в этой истории — особая веха. Именно эти суда прославили норманнов, сделали доступными им дальние страны и утвердили как моряков-воинов.