— Не плачь, детка, вот придет Твестер — принесет тебе небесное золото, что днём в небе.
"Твестер", — повторил про себя святой, чтобы лучше запомнить диковинное имя, — и пошёл поскорее в Тронхейм. Пришёл он в город и видит: тролль как раз кончает работу — крепит последний золотой шар на верхушке флюгера.
— Что-то ты, Твестер, перекосил флюгер на запад, — окликнул тролля святой. Услышал тролль свое имя — сорвался со шпиля вниз да и разбился насмерть.
"Хульдры-соседи"
Неподалеку от одного хутора был холм, и жили в том холме хульдры. Люди с хутора об этом знали и старались быть добрыми соседями "подземному народцу". Хозяева всегда оставляли на ночь в одном и том же месте еду и питьё для хульдр, а те за это, когда люди спали, навещали скотный двор и ходили за скотиной. Телята на этом хуторе быстро росли, коровы хорошо доились — а все потому, что о них заботились хульдры. На Рождество хозяева хутора всегда уезжали погостить к родственникам, оставляли на все праздники свой дом в распоряжении "подземного народа". Когда хозяева возвращались, скотина всегда была ухожена и накормлена, а где-нибудь в доме лежало серебро или драгоценности, которыми хульдры расплачивались за то, что все это время они жили в доме. И потом хутор перешёл к новым владельцам. Крестьянин, его купивший, считал, что он в доме хозяин, и не стал уезжать на Рождество. Вместо этого в рождественскую ночь он спрятался за дверью, и когда хульдры вошли в дом, сильно ударил одного из их стариков. С этого самого дня на хутор посыпались всякие напасти. Коровы стали доиться с кровью, телята заболели, лошади отощали и выглядели как мешки с костями: по ночам хульдры возили на них всякие тяжести, а на утро животные стояли в хлеву все в пене, обессилевшие от тяжёлой работы. И однажды на хуторе вспыхнул пожар. Началось с сеновала, а когда пламя перекинулось на дом и алым языком взметнулось над крышей, все, кто был во дворе, слышали, как хохотали и смеялись хульдры внутри своего холма.
"Рассказы Берты Туппенхаук…"
Лиса-обманщица была наконец убита, шкурка с неё снята, и в домике у старосты мы справили по рыжехвостой шумные поминки.
Однако за день все порядком устали, поэтому никто не хотел долго засиживаться. Когда пробило одиннадцать, все стали собираться по домам. Староста предложил мне лошадь. Это было очень любезно с его стороны, но я отказался. Проезжая дорога делала большой крюк, и я предпочел идти на лыжах прямиком через лес.
И вот с ружьём и с лисьей шкуркой за спиной я отправился в путь.
Лыжная тропа была отличная. Днём немного подтаяло, вечером подморозило, и глубокий снег покрылся плотным настом. В небе светил месяц и весело подмигивали звёзды. Чего ещё может желать путник?
Я быстро мчался по лесистым холмам и берёзовым рощам. Вершины деревьев, побелевших от инея, переплетались ветвями, и над головой у меня сверкал блестящий серебряный свод. Было очень тихо. Лишь изредка раздавалось то уханье совы, то визгливый лай лисиц, затеявших драку, то лопотание зайца, — может, он жаловался на стужу, а может, испугался крика совы…
А потом всё стихало. И только шарканье лыж нарушало тишину ночи.
Вдруг где-то совсем близко послышался скрип полозьев, и вскоре со мной поравнялись лёгкие низенькие сани.
Я посторонился, чтобы дать дорогу, но незнакомец, сидевший в санях, придержал лошадь и заговорил со мной.
По ружью и лисьей шкурке у меня за плечами и по моей охотничьей шапочке он сразу догадался, что я охотник, и сказал, что только что, когда он ехал вдоль высокого берега реки, он видел стаю волков. Волки шли по льду на эту сторону. Если я потороплюсь, то, пожалуй, успею их догнать.
Поблагодарив его, я двинулся дальше в путь.
Крутой склон холма, спускавшийся к реке, порос еловым лесом и густым кустарником. Лыжи сами несли меня вниз, ветки хлестали по лицу, в глазах всё мелькало и рябило. Я летел вихрем, не различая дороги, ничего перед собой не видя, и, прежде чем успел что-нибудь сообразить, наскочил на пень.
Одна из лыж сломалась, ружьё отлетело в сторону, а я сам растянулся на снегу.
Несколько минут пролежал я словно оглушённый. Потом попробовал встать, но почувствовал такую сильную боль в левой ноге, что не мог сделать и шагу.
Кое-как ползая на коленях, я обшарил кругом снег и наконец нашел своё ружьё. Опираясь на него, как на палку, я спустился вниз к реке.
Тут я притаился за бугром и с нетерпением охотника стал поджидать волков. Скоро они появились. Их было пять; они медленно шли друг за другом по берегу.