Говоря это, она приглаживала короткие, сантиметра по четыре или пять, волосы. Потом посмотрела на меня и улыбнулась.
- Да совсем неплохо получилось, - сказал я, поедая омлет. - Ну-ка, голову поверни.
Она повернула голову вбок и замерла так секунд на пять.
- Ух ты, по-моему, здорово идет! Явно форма у головы красивая, уши симпатичные.
- Да, я тоже так думаю. Постриглась, а потом смотрю, вроде ничего. Но мальчишки никто так не говорят. То говорят, на первоклассницу похожа, то из концлагеря сбежала. Почему мальчишкам только длинные волосы у девочек нравятся? Фашисты настоящие. Противно аж. Почему мальчишки считают, что девочки с длинными волосами обязательно утонченные, отзывчивые, женственные? да я вреднющих девочек с длинными волосами человек двести пятьдесят знаю.
- А мне твоя прическа нравится, - сказал я.
На самом деле это не было ложью. С длинным волосом, как я припоминал, она была совершенно заурядной симпатичной девушкой. Но та, что сидела передо мной сейчас, источала свежую жизненную энергию, точно только что появившийся на свет весной детеныш какого-то животного.
Глаза ее весело бегают, смеются, сердятся, возмущаются, размышляют, точно отдельные живые существа. Я так давно не видел такого одушевленного лица, что какое-то время восхищенно его разглядывал.
- Ты правда так считаешь?
Я кивнул, поедая салат. Она опять надела свои очки и посмотрела сквозь них в мое лицо.
- Слышь, а ты не врешь?
- Нет, я вообще стараюсь быть честным.
- Хм, - хмыкнула она.
- А зачем очки такие темные носишь?
- Да волосы как обрезала, чего-то не хватает. Какая-то незащищенность, будто голой в толпу людей попала, вот и ношу очки.
- Да? - сказал я. И доел остатки омлета. Она с неподдельным интересом наблюдала, как я ем.
- Тебе туда не надо? - сказал я, показывая на ее компанию.
- Да успеется. Как еду принесут, пойду. Неважно. Я тебе есть-то не мешаю?
- Да какое там, я уже, тем более, все съел, - сказал я.
Поскольку за свой столик уходить она не собиралась, я заказал кофе. Хозяйка унесла тарелки и взамен оставила сахар и сливки.
- А почему ты не отозвался на лекции, когда отмечали? Ты же Ватанабэ? Ватанабэ Тору, правильно?
- Да, правильно.
- Так почему ты не отозвался?
- Да настроения сегодня не было.
Она опять сняла свои очки, положила их на стол и уставилась на меня, точно на клетку с диковинным животным.
- Настроения сегодня не было, - повторила она. - Знаешь, ты разговариваешь, прямо как Гемфри Богарт (Humphrey Bogart). Насмешливо, с достоинством.
- Ну ты скажешь тоже. Я человек простой. Каких много.
Хозяйка принесла кофе и поставила передо мной. Я потихоньку пил его, не кладя ни сахар, ни сливки.
- Во, ни сахар, ни сливки не кладешь?
- Да я просто сладкое не люблю... А ты что подумала? - терпеливо объяснял я ей.
- А где так загорел?
- В походы ходил, недели по две на ногах. Туда-сюда. С рюкзаком и спальником. Вот и загорел.
- А куда ходил?
- В Канадзаве обошел весь полуостров Ното. до Ниигаты ходил.
- Один?
- Ну да... Кое-где, бывало, правда, кто-то пристраивался вместе.
- А романов не было? Познакомился, там, с девушкой где-нибудь по дороге, и все такое.
- Роман? - удивился я. - Слушай, ты что, вообще не соображаешь, что ли? Какие романы, когда ходишь с одним спальным мешком, борода вот такая?
- И всегда так один в походы и ходишь?
- Ну да.
- Любишь быть один? - сказала она, подперев рукой подбородок. Путешествовать в одиночку, есть в одиночку, на лекциях сидеть в одиночку.
- Один быть никто не любит. Просто насильно никого с собой общаться не заставляю. От этого одни разочарования.
Она прикусила дужку очков и низким голосом произнесла :
- "Никто не любит одиночества. Просто я не люблю разочарований." Будешь мемуары писать, так и напиши. - сказала она.
- Спасибо.
- Зеленый цвет тебе нравится?
- Это ты к чему?
- Потому что на тебе водолазка зеленая.
- Не так чтобы люблю. Какая разница, какой цвет?
- Не так чтобы люблю. Какая разница, какой цвет? - повторила она за мной вслед и спросила. - Мне нравится, когда так говорят. Как будто стену белят свежей известкой. Тебе так говорил кто-нибудь?
- Не-а.
- Меня Мидори (яп. "зеленый") зовут. Но зеленый цвет мне совсем не идет. Странно, да? Как-то чересчур, не кажется? Как заклятие какое-то. А старшую сестру зовут Момоко (момо - яп. "персик"). Смешно, да?
- И как, идет ей розовый цвет?
- Знаешь, очень идет. Как будто родилась, чтобы в розовом ходить. Вот ведь несправедливо как.
На ее стол принесли еду, и юноша в индийской клетчатой рубахе позвал ее : "Мидори! Еда пришла." Она махнула ему рукой, мол, поняла.
- Ватанабэ, а ты конспект ведешь? По "Истории драмы II"?
- Конечно.
- А можешь одолжить? Я пару лекций пропустила, а в группе не знаю никого...
- Конечно, могу.
Я вытащил из портфеля тетрадь, проверил, не было ли в ней чего лишнего, и протянул Мидори.
- Спасибо. А ты послезавтра в универ придешь?
- Угу.
- Тогда, может, придешь сюда к двенадцати? Я тебе конспект отдам, и заодно пообедаем вместе. У тебя ведь несварений не случается, если ешь не один?
- Да ладно тебе... Но не стоит за это взамен ничего такого. Подумаешь, конспект одолжил.
- Ничего. Я люблю благодарить. Не забудешь, может, запишешь лучше?
- Да чего бы я забывал? Послезавтра, в двенадцать часов, встречаемся здесь.
- Со стороны ее столика донеслось : "Мидори, иди быстрей, остывает все". Она не прореагировала.
- А ты всегда так разговаривал?
- Ну да, вроде. Не обращал внимания вообще-то, - ответил я. Я действительно впервые слышал от кого-то, что у меня какая-то особая манера говорить.
Она о чем-то задумалась, потом улыбнулась и ушла за свой столик.
Когда я проходил мимо ее столика, она помахала мне рукой. Остальные трое глянули на меня лишь мельком.
В среду, хотя было уже условленных двенадцать часов, Мидори в ресторане видно не было. Я хотел попить пива, пока она не придет, но в ресторане стало людно, и мне пришлось сделать заказ и поесть.
Я закончил есть в 12:35, но Мидори все не было.
Я заплатил за обед, вышел наружу, сел на каменных ступенях небольшого синтоистского храма напротив ресторана и до часа дня прождал ее, пока выветривались остатки пива, но и тогда она не пришла. Я махнул рукой и пошел в библиотеку. Затем к двум часам пошел на лекцию по немецкому языку.
После лекции я пошел в студотдел, взял журнал посещаемости и в группе "Истории драмы II" поискал ее имя. К счастью, с именем Мидори был только один человек - Кобаяси Мидори. Затем я порылся в картотеке со списками студентов, нашел среди поступивших в 1969 году Кобаяси Мидори и записал ее адрес и телефон. Адрес принадлежал частному дому в районе Тоёсима. Я зашел в будку телефона-автомата и медленно набрал ее номер.
- Алло, книжный магазин Кобаяси слушает, - ответил мужской голос. Я смутился, услышав слово "книжный магазин".
- Извините пожалуйста, я Мидори ищу...
- А Мидори сейчас нет.
- Она на занятиях?
- В больницу, вроде, пошла... А ваше имя как?
Я не стал представляться, просто поблагодарил и повесил трубку. В больницу? Травму получила или заболела и в больницу пошла? Но в голосе у мужчины не чувствовалось беспокойства такого рода. "В больницу, вроде, пошла..." Это было сказано так, точно больница была частью ее жизни. Таким тоном можно было сказать, что она пошла в магазин рыбы купить.
Я попробовал разобраться в своих мыслях на этот счет, но мне это наскучило, и я бросил думать, вернулся в общежитие и дочитал, лежа на кровати, книгу джозефа Конрада "Lord Jim", одолженную у Нагасавы. Затем отнес ему книгу.