Притянув Скалли ближе, он осторожно развернулся, подминая ее под себя Не отрывая губ от его рта, она издала протяжный тихий стон. Он вздрогнул, когда ее ладони проворно скользнули под его рубашку, и углубил поцелуй, прижимаясь к ней, прослеживая пальцами изящную параболу ее бедер и живота. Скалли провела ногтями вдоль линии его позвоночника, и Малдер понял, что теперь наконец-то прожил жизнь сполна и готов умереть прямо сейчас. Одной рукой он проник между ними, чтобы расстегнуть блузку Скалли, но обнаружил, что она уже сделала это сама.
Тяжело дыша, он на мгновение отстранился. Скалли смотрела на него расширенными, потемневшими глазами. Сглотнув и внезапно ощутив всю странность ситуации, Малдер еще раз окинул ее взглядом: расцвеченная тенями и отблесками света гладкая полоска кожи под грудью, белые, упругие бедра, расстегнутый пояс юбки, округлость груди, стянутой простым белоснежным атласным бюстгальтером…
Кажется, он впервые видел эту новую Скалли. Такой представлял ее Пэджетт? Живой, настоящей? Женщиной, о существовании которой он всегда подозревал, но о которой никогда не позволял себе думать? Эта Скалли, с теплой кожей и прозрачными глазами, была для него загадкой.
Ее грудь всколыхнулась от глубокого вдоха, и у Малдера перехватило дыхание. Потянув ее за собой, он встал, чтобы снять с нее рубашку, и всерьез испугался, что в этот момент один только изящный изгиб ее брови может стать для него последней каплей.
Ее очевидно мучила неловкость из-за разницы в росте, которая теперь, когда Скалли была без обуви, стала еще очевиднее. Она не доходила ему даже до плеча. Уткнувшись лицом в грудь Малдера, Скалли глубоко вдохнула, нежно проводя пальцами по его коже, то и дело легонько царапая ее ногтями.
Малдер нежно ласкал ее тело, чувствуя исходивший от него жар даже сквозь ткань блузки. Сейчас, возвышаясь над ней, он не мог поцеловать Скалли и поэтому снова сел, притянув ее к себе.
Она прижалась щекой к его щеке, наслаждаясь дразнящей шероховатостью щетины. Дыхание Малдера – сбившееся, тяжелое – обжигало ей шею, вдруг ставшую невыносимо чувствительной, и она выгнулась вперед – так, что ее затвердевшие соски до боли сильно вжались в кружевную ткань лифчика. Исступленно целуя Малдера, она начала слегка покачиваться на его коленях, а он охотно двигался ей навстречу. Скалли сгорала от нетерпения и желала только одного – сейчас же избавиться от одежды. Но, выпутываясь из рубашки, ни с того ни с сего услышала в своей голове голос Сары Кэмпбелл: «Я надеюсь, сейчас-то ты уже не трахаешься с Фоксом Малдером?»
И перед мысленным взором Скалли вдруг промелькнула гротескная картина: она, стоя на коленях под столом Малдера, делает ему минет, пока тот плюет ей в волосы шелухой от семечек, рассматривая очередные круги на полях.
Боже.
Эта картина была настолько ужасной и в то же время настолько комичной, что Скалли не знала, смеяться ей или плакать. И вместо этого прервала поцелуй и выпрямилась, тяжело дыша.
- Я не могу. – Ее голос был хриплым и надорванным, а на лице явно отражалось сожаление. Малдер, едва восстановив дыхание, запрокинул голову и уставился в потолок. Честно говоря, он готов был смотреть куда угодно, лишь бы не на ее наполовину обнаженное тело, раскрасневшееся от напряжения и желания. Он по-прежнему дышал прерывисто и слишком быстро, и Скалли отлично видела и чувствовала его твердый член, упиравшийся ей в ногу. Отвернувшись, она взяла его за руки, и Малдер слегка вздрогнул. Когда Скалли вновь заговорила, в ее голосе отчетливо слышался холодный рационализм.
- Я не могу переспать с тобой только потому, что мне себя жалко.
Она прижалась к его обнаженной груди, и его нога, дернувшись, уперлась ей в бок.
- Прошу тебя, - хрипло произнес Малдер. – Не надо.
Скалли выпрямилась и снова натянула на себя рубашку. На ее лице было явно написано смущение, вернее даже стыд. Торопливо пригладив рукой спутанные волосы, она убрала прядь за ухо и встала.
- Малдер, пойми. Я не говорю, что не хочу этого. Просто сомневаюсь, что сейчас удачное время. Мне нужно обо всем подумать, хорошо? О том, что будет дальше. Нам все еще предстоит работать вместе.
Малдер резко встал и безрадостно ухмыльнулся. Его голос был пропитан сарказмом и горечью.
- Ну конечно, мы же не хотим испортить себе репутацию. Сама понимаешь, это был бы кошмар.
Не глядя на Скалли, Малдер протянул руку, чтобы достать рубашку из-за ее спины, но краем глаза все же заметил, что она дернулась, словно от пощечины. Сегодня все шло наперекосяк: глупости срывались с его языка так же легко, как переспелые фрукты с дерева – при малейшем касании.
- Черт, Скалли. Я не хотел. Дело не в тебе. Я просто… черт! Сам не знаю.
- Все нормально. Я понимаю.
Ее голос звучал сдавленно, но Малдеру показалось, что она говорила искренне, и он не стал развивать тему.
Они оба заставили друг друга пострадать сегодня и продолжали делать это сейчас. Пора поставить точку.
- Я знал, что ты поймешь. Ты всегда понимаешь.
Малдер рискнул посмотреть на Скалли и, с облегчением увидев на ее губах улыбку, сжал ее плечо.
- Я иду домой.
Скалли кивнула, явно взяв себя в руки, и проводила его до двери.
- Спокойной ночи, Скалли. Поспи немного.
- Я позвоню.
- Все нормально. Иди спать.
Он вышел и закрыл за собой дверь.
***
Одним летним днем, когда Саманте Малдер было шесть, она сидела со своим братом под яблоней. Между ними стояла корзинка свежесобранных яблок, и они развлекались тем, что швыряли фрукты об землю, пока те не темнели со всех сторон. А потом откусывали от них и, причмокивая, выпивали сок, оставляя растерзанные плоды жужжащему рою пчел и пасущейся неподалеку белой козочке. Яблоки были одновременно твердыми и нежными, с влажной, болезненно сладкой мякотью, скрывавшейся под кожицей с металлическим привкусом. Фокс и Саманта уже опустошили целую корзинку и не сильно переживали, что мать станет ругать их за липкие руки и плохой аппетит за ужином.
Малдер вспоминал о том дне, сидя за угловым столиком в баре и задумчиво водя по ободку стакана с виски. Под его пальцем стекло то и дело издавало негромкие звенящие звуки.
Его волосы по-прежнему торчали в разные стороны – там, где ее жадные пальцы зарывались в них, но он не стал их приглаживать. Единственное, чего Малдер хотел, - вернуться в квартиру Скалли и сказать ей, что ее губы напомнили ему о тех яблоках. Поскольку это было бы чистым безумием, он занял себя тем, что принялся зажигать спички из лежавшего на столе коробка и тушить их, когда они достигали одной длины. Их тяжело было выровнять, потому что они не желали заниматься пламенем по второму разу, но сосредоточенность, которой требовала эта задача, помогала Малдеру не возвращаться мыслями к воспоминаниям о тяжелом дыхании Скалли у него над ухом. Он пытался перестать думать о ней, благо только сейчас эрекция перестала причинять ему невыносимую боль. Но продолжал мучиться мыслью о том, что мог бы все сделать по-другому. Что, если бы он прислушался тогда к самому себе? Да, ему не удалось бы насладиться ощущением ее тела, но, может, Скалли приняла бы другое решение, если бы не она, а он предложил притормозить. Что, если бы он сказал, что любит ее? Она бы просто закатила глаза? Что, если бы? Что, если бы? Что, если бы?…