– А где она была, когда твой отец раздавал тебе оплеухи? Почему она не вызывала полицию? Не нашла нужный номер в телефонной книге?
Мэнкс выпустил усталый вздох.
– Мне жаль, Бинг, что некому было вступиться за тебя. Огни ада недостаточно горячие для мужчин и женщин, которые издеваются над своими детьми. Но меня заботит больше профилактика, чем наказание! Лучше, если бы этого вообще не случалось с тобой. Если бы твой дом был образцом спокойствия. Если бы каждый день являлся для тебя Рождеством, а не адом. Думаю, мы оба согласимся с этим!
Бинг смотрел на него растроганным взглядом. С другой стороны, ему казалось, что он не спал много дней. Тело само погружалось в кожаное сиденье и соскальзывало в сновидение.
– Кажется, я сейчас засну, – сказал он.
– Все нормально, Бинг, – произнес Чарли. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами.
Белые соцветия прилетали откуда-то сверху, мелькая на фоне ветрового стекла. Бинг смотрел на них с мирным удовлетворением. Ему было тепло, хорошо и мирно. Ему нравился Чарли Мэнкс. Огни ада недостаточно горячие для мужчин и женщин, которые издеваются над своими детьми. Как сказано! В этом чувствовалась моральная уверенность. Чарли Мэнкс был человеком, который знал что почем.
– Бу-бу-бу хум-хум-хум, – сказал Чарли Мэнкс.
Бинг кивнул. В этом заявлении тоже звучала моральная уверенность – уверенность и мудрость. Он указал на соцветия, падавшие на ветровое стекло.
– Снег пошел!
– Ха, – сказал Чарли Мэнкс. – Это не снег. Открой глаза, Бинг Партридж. Открой глаза, и ты увидишь кое-что.
Бинг сделал, как ему говорили.
Его глаза оставались открытыми недолго: только одно мгновение. Но это мгновение длилось и длилось, вытягиваясь в огромное пространство, в сонную пустоту, где единственным звуком было шуршание шин на дороге. Бинг сделал выдох и вдох. Он открыл глаза и рывком сел прямо, глядя через ветровое стекло.
День пролетел. Фары «Призрака» скользили по замерзшей темноте. В их сиянии белые пушинки падали и мягко налипали на ветровое стекло.
– Вот теперь это снег! – сказал Чарли Мэнкс.
За одно мгновение Бинг перешел от дремоты к полному вниманию, словно сознание имело переключатель и кто-то перевел его в положение ВКЛ. Казалось, что вся его кровь прихлынула к сердцу. Он не был бы больше удивлен, если бы проснулся и нашел гранату на своих коленях.
Половина неба была скрыта за тучами. Другую половину усеивали звезды, и среди них висела луна с крючковатым носом и широким улыбающимся ртом. Она рассматривала дорогу желтовато-серебристым глазом, едва заметным под упавшим веком.
Причудливые пихты отмечали дорогу. Бинг долго присматривался, прежде чем понял, что это вообще не пихты, а мармеладные деревья.
– Страна Рождества, – прошептал он.
– Нет, – ответил Чарли Мэнкс. – До нее еще далеко. Двадцать часов езды, не меньше. И она не здесь, а на западе. Раз в год я отвожу туда кого-нибудь.
– Например, меня? – спросил Бинг дрожащим голосом.
– Нет, приятель, – мягко ответил Чарли. – Не в этот год. В Стране Рождества живут только дети. Со взрослыми другое дело. Сначала ты должен доказать свою ценность. Ты должен проявить свою любовь к детям – желание защищать их и служить Стране Рождества.
Они проехали мимо снеговика, который поднял свою ветку и помахал им. Бинг рефлекторно помахал ему в ответ.
– Каким образом? – прошептал он.
– Ты должен спасти со мной десять детей. Ты должен спасти их от чудовищ.
– Чудовищ? Каких чудовищ?
– Их родителей, – торжественно ответил Мэнкс.
Бинг отодвинул лицо от ледяного стекла пассажирского окна и посмотрел на Чарли Мэнкса. Когда минуту назад он закрывал глаза, в небе сиял солнечный свет, а мистер Мэнкс был одет в белую рубашку и подтяжки. Теперь же на нем был фрак с длинными фалдами и темная кепка с черным кожаным околышком. На фраке выделялась двойная линия медных пуговиц. Такую вещь мог бы носить офицер зарубежной страны – какой-нибудь лейтенант королевской гвардии. Взглянув на себя, Бинг увидел, что тоже был одет в новую одежду: хрустящую белую форму морпеха, с ботинками, отполированными черной ваксой.
– Мне снится сон? – спросил Бинг.
– Я же говорил тебе, – ответил Мэнкс. – Дорога в Страну Рождества вымощена снами. Эта машина может покидать повседневный мир и скользить по тайным дорогам мысли. Сон для нее, как рампа. Когда пассажир дремлет, мой «Призрак» покидает обычную дорогу и выезжает на шоссе Святого Ника. И тогда мы тоже участвуем в сне. Это твое сновидение, Бинг. Но оно вовлекает мою машину. Приготовься! Я хочу показать тебе что-то.