"Ушла, Гнилая, - человек стёр пот со лба. - Значит, сегодня не по мою душу являлась. Неужели её действительно то предсказание беспокоит? Ох, не стала бы она по пустякам волноваться. Не к добру это. Что он ещё затеял, этот позор моей жизни, пятно на моей чести? Вот ведь, выучил способного паренька на свою голову. Тогда - чернильницу украл, теперь - мир ему подавай! Никак не меньше. Ну, жил бы себе в Чёрной горе, сосал бы души таких же как он честолюбцев - всё какая-то польза. И ведь сообразил, поганец, что с настоящим магом ему не совладать, а через девку стриженную можно к красному знаку присосаться. Там ведь силы немерено!
Погоди ка, погоди, Мастер. А ведь злишься ты от того, что ученик тебя превзошёл. Ты бы избранного искал, а он - через обычного человека ход нашёл. Так может и мне... Парень-то, что за Стриженной шёл - из братства наёмников и рубака, по всему, крепкий. Поднатаскать бы его, научить бы пяти-шести приёмам. А там - поглядим, что верх возьмёт: хитрая магия или честный металл. Я бы на металл в этой схватке поставил. Только где он сейчас, этот парень? Будь хоть знак на нём, хоть дар какой, хоть способность малая, а так ведь ни следа!
............................................................................
Алевтина догнала караван глубокой ночью. Ноги девушки не просто ныли, они во весь голос вопили об усталости. Ломило спину. Тина не знала: каким чудом она не бросила тюк с одеждой по дороге. Не иначе, пальцы свело так, что не было никакой возможности разжать их. Ужасная гонка. Пока спускаешься с очередного холма - кажется, что до каравана рукой подать. Но вот ты спустилась, а караван, перевалив через следующий холм, скрывается у тебя на глазах, из виду. Тебе же предстоит подъём. Хотелось есть. Этот козёл-Тадарик, выкинул её и даже куска хлеба на дорогу не дал. Просто ужас. И воды нет ни капли. Хорошо - жара спала. Алевтина глотала остывающий воздух ртом, как рыба - воду.
Два всадника сторожили пасущееся овечье стадо. Один из них заметил девушку и подъехал к ней:
- Кто?
- Я Тина, - ответила она, держась на ногах из последних сил. - Я из Пристепья. Отстала от каравана.
- Кто, кто?
- Моё имя - Алевтина. Я - Землячка госпожи Анны.
- Я не знаю такой. И тебя тоже.
- Анну вы должны знать. Она - лекарка. Едет с воинами из Пристепья.
Охранник буквально раздевает её взглядом и Алевтину начинает пробирать дрожь. Закон остался в городе. В степи закона нет. К счастью, подъезжает ещё один конный охранник:
- Что случилось?
Собеседник Алевтины скучнеет, отвечает равнодушно:
- Да вот, баба хочет к каравану пристать. Говорит, что землячка какой-то Анны.
- Да, да! - поспешно затараторила Алевтина. - Я - землячка госпожи Анны. Она лекарка и едет с воинами из города.
- С Пристепья? С пехотинцами что ли? - презрительно фыркает второй сторож. - Есть у них бабы. Ладно, пошли к хозяину. Что он скажет, то и будет.
Караван спит. Люди, тягловая скотина - все устали после дневного перехода. Но в шатре, посреди стана горят светильники, звучит музыка. Обитатели шатра явно ведут ночной образ жизни.
Танцовщицы в пёстрых одеяниях, музыканты с составными флейтами, похожими на губные гармошки, захмелевшие купцы за, уставленной блюдами с угощением и засыпанной объедками, скатертью, слуги с кувшинами. И все они уставились на Алевтину. Кто с любопытством: кто такая? Кто с недоверием: что ей надо?
- Тина? - наконец, с удивлением выдохнул один из купцов. - Красотка Тина!
- Господин, - обратился воин к купцу, восседающему во главе пиршества, - эта женщина сказала, что хочет присоединиться к каравану.
- Ты знаешь её? - глава пиршества повернулся к ближайшему купцу из Пристепья.
- Конечно знаю, - отозвался тот. - Это девка Тадарика.
- Бывшая, - со вдохом поправила его Алевтина и слёзы обиды брызнули из её глаз. Впрочем, она так устала, что лица окружающих, и без этого расплывались для неё в невнятные пятна. - Тадарик женится.
- На ком? - восклицание прозвучало сразу с нескольких сторон.
- На своей старой рабыне, - прошептала Алевтина. - Я не могла видеть это и потому ушла из города. Могу я присоединиться к каравану?
- Если вы её знаете, почему бы и нет? - Купец во главе пиршественной скатерти откровенно игнорирует женщину. - Пусть платит, как всё и идёт.
- Погодите, погодите, уважаемый, - вклинился в разговор ещё один купец-горожанин. - Пусть прежде станцует нам! От её танцев - у меня пламя в паху!
- Так искусна?
- Да, уважаемый Айрисфед.
- Что ж, пусть станцует. Танцуй, женщина!
- В такой одежде? - Попыталась возмутиться Алевтина.
- Хочешь новую?
- Чистую. И она у меня есть. Надо лишь переодеться и ... помыться, - на последнем слове голос Алевтины неожиданно для неё сел. Но купец, кажется согласился с ней, махнул рукой, подзывая слугу, указал ему на Тину:
- Отведи её к женщинам. И пусть ей принесут воду для мытья.
Вода в тазу. Не имея больше сил сдерживаться, Алевтина просто присосалась к ней и, только напившись, намоченным лоскутом, обтёрла лицо и тело, расчесала гребнем волосы, достала из тюка самый яркий из своих нарядов. Рабыня, замотанная в невероятное тряпьё, помогла ей одеться. Лица прислужницы Алевтина не разглядела, заметив в полутьме лишь кисти рук с сухими, тонкими, загорелыми до черноты пальцами.
- Ну? Скоро? - Грубый окрик человека, не привыкшего ждать подстегнул её.
- Иду, - покорно отозвалась девушка.
Главное, уловить ритм. Дальше - просто. Лёгкие и резкие движения сменяют друг друга. Тело живёт отдельно от разума. Глаза скользят по лицам зрителей: бородатым, усатым или выбритым, а сердце полнится высокомерной гордостью: мужчины онемели и так пялятся на неё, что кажется их глаза вот-вот выпадут из орбит и покатятся по ковру. Ощущение, пусть и мимолётной власти, сладкой отравой наполняет измученное тело. А купец во главе пира, (Айрисфед, кажется?) - того и гляди челюсть в придачу к глазам выронит. Смотри же! Смотри. Ты такого никогда не видел.
Алевтина напоказ вздрагивает всем телом, посылает чернобородому мужу зазывный взгляд. Тот аж завертелся. Ах, пробрало? Ну, так получи ещё! Захлебнись своей слюной.
Резко оборвав танец, Алевтина кланяется:
- Я могу идти?
- Танцуй! - Требует купец.
- Я не рабыня! - огрызается Алевтина. - В городе за мои танцы платили.
- Ты сама ещё не заплатила за место в караване.
- Сколько? - Алевтина вытягивает из-за выреза платья шнурок. На шнурке - монеты-кольца условленного веса. Золотые, серебряные. Не слишком много. Но ведь есть.
Купец осёкся. Лицо его передёрнула злая гримаса и тут же глаза прищурились, заблестели маслянистым, хитрым блеском:
- Хоть побудь нашей гостьей.
Взмах хозяйской руки указывает ей место среди женщин-танцовщиц у полотняной стены шатра. Ещё взмах, - и слуга отрезает от хорошо початого барана на блюде посреди скатерти два мясных ребра, кладёт их на большую лепёшку, как на тарелку. Другой слуга наливает в глиняную кружку какое-то питьё из высокогорлого кувшина.
Еда! Смирённая Алевтина покорно занимает указанное ей место. Всей её силы воли хватает лишь на то, чтобы не вцепиться в мясо всеми зубами сразу. Она ест не спеша. Неспешно же запивая мясо очень даже неплохим вином. Звучит музыка, кружится танцовщица, беседуют купцы.
Перехватив взгляд хозяина шатра, - Алевтина хищно улыбается. Снисходительная улыбка в ответ. Повинуясь жесту господина, слуга подливает вина в кружку гостьи. Алевтине смешно: купец решил её напоить. Наивный дикарь. Этим-то компотиком?
Пусть вино и не отличалось крепостью, но усталость перехитрить не удалось. Окружающее выключилось, как свет в комнате. Вдруг. Но и проснулась Алевтина сразу. От одного лишь прикосновения слуги.
В шатре пусто и темно. Лишь чадят, задыхаясь, пара масляных факелов. Гостей нет. Слуги убирают остатки пира, на ходу обгладывают бараньи кости, подбирают недоеденные куски хлеба.