- Ириша! Огня!
Девочка мигом выхватила из гнезда масляный светильник, поднесла к кровати. В Аниной постели, как в своей собственной, спал, закутавшись в покрывало, сивый мудрец. Аня подёргала плотную ткань, но мужчина не спешил просыпаться даже когда девушка потрясла его за плечо:
- Кто ты? Что делаешь здесь?
Но мужчина упрямо притворялся спящим. Разозлившись, Аня дёрнула его за бороду:
- Что ты здесь... - она не договорила, потому что оскорблённый муж заголосил во весь голос:
- Грязная блудница! Да как ты смеешь!
- Я? Блудница? - возмутилась Аня. Но от этого визг сивого стал ещё громче:
- Убирайся вон! Шлюха!
- Не трогай моего отца, дрянь? - заверещала неизвестно от куда взявшаяся дочь.
Оглушённая и разгневанная, Аня отскочила, распахнула полог из кожи, заменяющий дверь. Недалеко она увидела Лагаста. Тот устраивался на ночлег по-походному, на кожаном потнике, под плащом:
- Лагаст! Что это за подарок? Почему в моей постели этот сивый урод?
- Кто?! - Воин просто влетел в повозку с одного взгляда оценив обстановку. - Ах, ты... - он оглянулся на Аню, сдержал брань. - Впрочем, не важно.
Пинок под рёбра заставил мудреца вскочить, вереща от боли:
- Как ты смеешь, дикарь! Я обещал заплатить выкуп и требую, чтобы со мной обращались, как положено. Я требую!
- Требуешь? - Спокойный голос командира не сулил ничего доброго, но поглощённый своим "страданием" Волосатый не оценил угрозу и продолжал блажить:
- Я плачу тебе выкуп, а ты причинил мне боль!
- Боль? - Всерьёз разгневанный воин поймал мудреца за руку и стиснул его пальцы так, что человек заверещал. Лагаст выпустил жертву и когда пленник замолк от недостатка воздуха в лёгких, пояснил спокойно:
- Вот это действительно боль. Но не самая сильная. А вот это, - он опять поймал человека за руку, резким движением выбив ему из сустава локоть.
Сивобородый захрипел, будучи не в силах кричать. Лагаст рывком поставил сустав на место, пояснил так же спокойно:
- Это более сильная боль. Но есть и сильнее, - рука воина медленно ползла по дрожащему крупной дрожью человеческому телу, остановилась. - Впрочем, ту боль я покажу тебе в другой раз, если ты не научишься держать свой поганый язык на привязи.
От неожиданного и яростного толчка пленник рухнул на жёсткие доски пола, но даже пискнуть не посмел.
- Где девка?
Один из воинов, запрыгнувших в повозку вслед за командиром, выволок из темноты на свет упирающуюся дочь, стиснув девушке шею так, что бедняга не то что кричать, дышать толком не могла. Струйка слюны стекала у неё из уголка рта, в глазах плескался животный ужас.
- Лагаст, - неожиданный всплеск жалости, заставил Аню заговорить. - Её я могу оставить в фургоне. Пусть спит на полу, а за это моет пол и носит воду.
- Тебе мало одной рабыни?
- Нет, это временно. Пока мы в пути.
- А Ириша?
- Ириша - моя помощница. Она делает перевязки, зашивает раны. Её руки должны быть абсолютно чистыми. А рабыня мне не нужна, но...
Лагаст подумал, кивнул, соглашаясь:
- Хорошо. Твоё заступничество разумно. Пусть эта нетронутая дура моет полы и носит воду. Но если она опять вздумает вякать, - выкидывай её из фургона и пусть, как собака, бежит следом, на привязи.
- А привязь где?
Лагаст усмехнулся и, уже выпрыгивая из повозки, велел:
- Гастас, покажи госпоже Анне где и что здесь лежит, - вместе с командиром, жилище на колёсах покинули и трое других воинов. Оставшийся парень открыл один из сундуков, намертво закреплённых вдоль повозки вплотную к кожаному пологу и использовавшихся и как вместилища для вещей и как широкие, годные для сидения и сна лавки. В одном из отделений лежали гладкие ошейники, цепи, кандалы и ошейник с шипами снаружи и внутри.
- Что это? - удивилась Аня.
- Рогатка, - отозвался юноша равнодушно. - В таком ошейнике раб не может спать. Страшное наказание.
- А ... откуда они здесь?
- Были.
- Были? - С недоумением и отвращением Аня вертит в руках страшную "рогатку", с внутренних шипов которой ещё не слущилась засохшая кровь. - Да уж, "святой человек".
- Надеть её на него?
Аня в задумчивости посмотрела на сивого, трясущегося старика, на его дочку, покачала головой:
- Нет, Гастас, Лагаст не зря оставил этого козла здесь. Он хочет, чтобы я сама наказала его. Командир прав, - она выбрала гладкий ошейник, цепь к нему, медное кольцо, нашла в ящике маленькие, медные клещи. - Я это сделаю.
Старик покорно подставил шею, не пытаясь защититься ничем, кроме жалобного взгляда. Как собаку, за цепь, Гастас выволок его из повозки:
- Я сам привяжу его под повозкой. Отдыхайте, госпожа Анна, отдыхай, Ириша, добрых вам снов.
Оказывается, Аня так устала, что проснулась в движущейся повозке, к полудню, от жары. Кондиционеры в фургоне, разумеется, предусмотрены небыли. Ириша тихонечко изучала содержимое сундуков, безымянная "дочь" смиренно сидела в уголочке, не смея подать какие-либо признаки жизни. На одном из сундуков стояла миска с жирной кашей. После позднего завтрака Ириша отпросилась прокатиться верхом, а Аня занялась подаренными книгами. Вторая книжка поведала ей о влиянии звёзд на человеческие органы. Так, если в созвездие "печень" целилась звезда "жало", пациенту это грозило сплошными огорчениями, а если звезда "сердце" проходит через созвездие "розы", то человек расцветает, как розовый куст. Непонятно только почему это происходит с конкретным человеком, а не с человечеством в целом? Да уж! Как верно заметил Лагаст: "Такое - только на растопку".
Ага! Вот ещё картинка, похожая на анатомический атлас. Нет, это кажется о сотворении мира. Ну, да. Добрые боги убили злого великана (интересно, чем бедняга им не угодил?) и смастерили из его тела весь видимый мир: из костей - камни, из черепа - небо, из глаз - луну и солнце, из кишок - змей с червями, из крови - реки, из дыхания - ветер, из волос - траву. Из чего сделаны рыбы и птицы - не сказано, а вот человеку отведено целых пять последних страниц. Естественно, мудрецы созданы из языка. Ну да. Какой смысл писать откровение, если ты - не "уста Господни"? Из рук - воины, из чресл - земледельцы и ремесленники, из ног, естественно, - рабы. Да! Вместо сердца изображена собака: сама доброта любовь и верность. Даже не детскую сказку не тянет. Расчленёнки многовато.
Что ещё? Книга о превосходстве мужчины над женщиной: мужчина - пахарь, женщина - земля; мужчина - семя, женщина - семя носящее; мужчина - господин, женщина - раба... и в таком духе пятнадцать дощечек.
Ещё трактат. Он посвящён стихиям. Их здесь шесть. Совершенное число, как говорил Сириус: воздух, вода, земля, огонь и эфир. Люди воздуха - легкомысленны, люди воды - непостоянны, люди земли - невежественны, у людей огня страсти подавляют разум. И только мудрецы, как люди эфира, чисты, честны, мудры, бесстрастны и беспорочны. Сплошной сон разума.
- Ириша, как прогулка?
Девочка вернулась на удивление кстати и тут же вываливает ворох новостей:
- Вокруг всё спокойно, госпожа Анна. К вечеру караван должен выйти к реке и воины говорят о возможной засаде.
Малявка права. Степь широка, но все ходят торными дорогами, потому что всё эти дороги куда-то ведут. И засады охотники за чужим добром тоже устраиваю на дорога, да не где попало, а именно там, где можно затаиться перед броском. Все такие места наперечёт. И наёмникам, что не один год ходят одними путями, прекрасно известны.
Ириша тем временем недоумённо крутит головой:
- Почему так жарко? - спрашивает она.
- Ириша, день же. Солнце печёт.
- Значит надо полы помыть.
А ведь Заморыш права. Если в старой повозке, заваленной мешками с крупой даже пола видно не было, то здесь - вот он, под рукой. А мокрые доски, высыхая на сквознячке, освежат воздух. И воды не жаль. Вечером будет река.