— Как? — спросила она, а затем ткнула его пальцем в грудь. — Я так же религиозна, как любая другая женщина — на самом деле, даже больше, чем большинство. Но Кадаш отказал нам, как и Ладент, и даже Рушу. Она взвизгнула, когда я упомянула об этом, и в буквальном смысле слова убежала.
— Чанада, — сказал Далинар, назвав имя старшего ардента всех лагерей. Она поговорила с Кадашем и заставила его пойти к каждому из ардентов. Вероятно, она сделала это сразу, как услышала, что мы теперь вместе.
— То есть ни один ардент не поженит нас, — сказала Навани. — Они считают нас братом и сестрой. Ты пытаешься прийти к невозможному компромиссу; продолжишь в том же духе, и леди начнет задумываться, действительно ли тебя это волнует.
— Ты когда-нибудь так думала? — спросил Далинар. — Только честно.
— Ну… нет.
— Ты — женщина, которую я люблю, — сказал Далинар, крепко обнимая её. — Которую я всегда любил.
— Тогда кого это должно волновать? — спросила она. — И пусть арденты отправляются в Бездну, повязав себе ленточки на ноги.
— Богохульничаешь.
— Это не я говорю всем вокруг, что бог умер.
— Не всем, — сказал Далинар. Он вздохнул, неохотно отпуская её, и вернулся обратно в комнату, где жаровня, полная углей, излучала приятное тепло, а также была единственным источником света в комнате. Они забрали его обогревающий фабриал из лагеря, но у них пока не было штормсвета, чтобы им воспользоваться. Ученые нашли длинные цепи и клети, которые, по-видимому, использовались для того, чтобы опускать сферы в шторма, поэтому они могли бы зарядить свои сферы — если сверхшторма когда-нибудь вернутся. В других частях света Плач начался вновь, а затем остановился. Он может возобновиться. Или могут начаться настоящие шторма. Никто не знал, и Отец Штормов отказывался его просветить.
Навани зашла обратно в комнату и задернула толстые шторы, закрывающие дверной проем, крепко привязав их. Эта комната была загромождена мебелью, вдоль стен стояли стулья, на них лежали скатанные ковры. Было даже напольное зеркало. Изображения спренов ветра, вьющиеся по его сторонам, были отчетливо округлыми, как всё, что было вырезано из воска долгоносиков, а затем Преобразовано в дерево.
Они принесли всё это сюда для него, словно беспокоились о том, что их кронпринц живет в простых каменных комнатах.
— Пусть завтра кто-нибудь расчистит эти завалы, — сказал Далинар. — В соседней комнате достаточно места, и мы можем сделать из неё гостиную или комнату отдыха.
Навани кивнула, садясь на один из диванов — он увидел ее отражение в зеркале — ее рука все еще была небрежно неприкрыта, ворот пеньюара сбился в сторону, обнажив шею, ключицу и часть того, что было ниже. Сейчас она не пыталась быть соблазнительной; она просто чувствовала себя комфортно рядом с ним. Настолько близко, что уже не стыдилась того, что он увидит ее неприкрытой.
Хорошо, что один из них был готов взять на себя инициативу в отношениях. При всём его нетерпеливом желании нестись вперед на поле битвы, эта область была одной из тех, где он всегда нуждался в поощрении. Как и все эти годы назад…
— Когда я женился, — тихо сказал Далинар, — я сделал много чего не так. Я неправильно начал.
— Я бы так не сказала. Ты женился на Шшшш ради ее Доспехов, но многие браки заключаются по политическим причинам. Это не значит, что ты ошибся. Если ты вспомнишь, мы все призывали тебя к этому.
Как и всегда, когда он слышал имя своей мёртвой жены, для его ушей оно менялось на шелест ветра, — имя не могло задержаться в его голове, не больше, чем человек мог удержать в руках порыв ветра.
— Я не пытаюсь заменить её, Далинар, — сказала Навани, и ее голос внезапно показался ему обеспокоенным. — Я знаю, что у тебя все еще есть чувства к Шшшш. Это нормально. Я смогу поделить тебя с воспоминаниями о ней.
О, как мало они все понимали. Он повернулся к Навани, стиснув зубы, чтобы наконец сказать это.
— Я не помню её, Навани.
Она посмотрела на него, нахмурившись, словно думая, будто неправильно его расслышала.
— Я совсем не помню свою жену, — сказал он. — Я не помню её лица. Её портреты для меня, как размытые пятна. Её имя исчезает каждый раз, как его произносят, как будто кто-то вырывает его из моей памяти. Я не помню, о чём мы говорили, когда впервые встретились; я даже не помню, как увидел ее на пиру в ту ночь, когда она только прибыла. Всё размыто. Я могу вспомнить некоторые события, связанные с моей женой, но никаких реальных деталей. Всё просто… исчезло.
Навани подняла пальцы безопасной руки к губам, и глядя на то, как её брови нахмурились от беспокойства, он решил, что, должно быть, страдания написаны у него на лице.