…Он в Движении кассиром был, тем из наших, кто постарше – им трудно ходить каждый месяц в контору, – сам пенсию приносил прямо домой, всю, до последнего гроша. Ни разу не обманул. Хотя раньше, когда почтальон разносил, все время, то десять кредитов, то двадцать себе брал. Вроде как за услуги. А что сделаешь? Начнем возмущаться, а он тогда вообще приносить откажется. Теперь вот снова так придется, Богдана-то Владиленовича нету больше…
«Странная особенность», – подумал Арсений, подчеркнул в блокноте несколькими линиями слова «в полицию не понесу», отложил ручку и с силой потер виски.
Почему Круковский не хотел идти в полицию? Почему всегда брал билет в транспорте? Может быть, тоже не хотел конфликта с контроллером, скандала, вызова полицейских? И пенсию приносил грошик к грошику, чтобы никто не возмутился. Мало ли, что раньше беспрекословно отдавали малый процент почтальону? А вдруг на какую-нибудь склочницу нарвешься? Из тех, что до президента дойдут, лишь бы их три кредита вернули? Опять же – скандал, полиция, ненужное внимание…
Говорят, при Империи были подпольные миллионеры, их еще цеховиками называли. Так они всю жизнь вынуждены были скрывать свои доходы, опасаясь всесильной Имперской Службы Контроля, ходили в протертых штанах и дырявых носках. При развале из них много воров в законе понавыходило, да только где они все сейчас… Молодые волки, не признающие законов, разогнали и перерезали всех патриархов организованной преступности.
«Да нет, глупости все, что меня все в одну и ту же степь тянет. Не похож БВ на вора, никак не похож, даже Каину ясно, один я никак успокоиться не могу».
– И все-таки, – тихо сказал Арсений, – почему он так боялся полиции? Чего скрывал? Может, стоит самому съездит в Балтийск? Поговорить, поспрашивать…
В показаниях соседей часто упоминается, что Круковский состоял в Движении пенсионеров, «активный участник», пенсии разносил и т. д. Имеет смысл с секретарем Движения побеседовать. Вдруг найдется какая-нибудь ниточка? Скажем, Богдан Владиленович помог кому-то получить завышенную пенсию или пробил социальные выплаты…
Вебер своих людей в Движение без санкции не пошлет, оно ему надо? Да и при виде полиции секретарь, если он в чем таком замешан, на сто засовов замкнется. «Знать ничего не знаю, ведать не ведаю».
Арсений снял трубку:
– Соедините, пожалуйста, с балтийским офисом Движения пенсионеров. Да, я подожду.
Целую минуту в телефоне что-то щелкало и пищало, наконец бодрый голос произнес:
– Приемная Движения пенсионеров, город Балтийск. Слушаю вас.
– Здравствуйте. Следователь Центральной прокуратуры Арсений Догай.
В динамике сдавленно охнули, но ничего не сказали.
– Могу я услышать секретаря Движения? Он сейчас на месте?
Голос секунду помялся и ответил:
– Это я, Плеонер Виктор Играшевич, ответственный секретарь. Чем могу быть полезен?
– Виктор Играшевич, мне необходимо с вами поговорить. Когда вы бываете на месте?
– Каждый день с двенадцати до шести. А что случилось? Это по поводу Круковского, да?
«Ого!»
– Почему вы так решили? – быстро спросил Арсений.
– Звонили с телевидения, просили дать интервью, рассказать о нем. Обещали приехать завтра, снять сюжет.
«Быстрые парни, ничего не скажешь».
– А когда они должны приехать?
– Сказали – к двум.
– Вот что, Виктор Играшевич, я буду у вас в двенадцать, и мы обо всем поговорим. А до того настойчиво прошу вас ни с кем на эту тему не общаться. Дело Круковского под контролем Центральной прокуратуры, и любая утечка информации может быть воспринята, как раскрытие тайны следствия. Вы понимаете меня?
– Да-да, – испуганно ответил секретарь. – Конечно, я вас понимаю.
– Вот и хорошо. Тогда до завтра, Виктор Играшевич.
Секретарь балтийского Движения пенсионеров оказался маленьким, незаметным человечком лет пятидесяти. Среднего роста и более чем средней внешности он наверняка мало чем выделялся в толпе и от этого явно страдал. Комплекс неполноценности буйно цвел на его аляповатом желто-фиолетовом галстуке и заботливо зачесанной лысине.
Арсения он встретил настороженно. Указал на глубокое кресло с потрескавшейся обивкой, предложил чай или кофе, на выбор. Сел на свое рабочее место, сразу оказавшись на полголовы выше гостя – стул был явно специально подобран.
– Я, честно говоря, не очень понимаю, чем могу вам помочь, но…
– Просто расскажите все, что знаете о Богдане Владиленовиче Круковском.
– Гм… – секретарь поерзал на стуле, переложил с одного угла стола на другой несколько папок, налил себе воды и залпом выпил. Арсений терпеливо ждал. – Что тут рассказывать? Очень хороший человек, надежный, уверенный, ответственный. Я доверял ему как себе.
Арсению стоило больших трудов подавить смешок. По внешнему виду Виктора Играшевича было заметно, что он больше всего на свете не верил самому себе. Точнее – в себя.
– Все поручения выполнял вовремя и в полном объеме. Я не могу вспомнить ни одного раза, когда Богдан Владиленович не справился бы с заданием. Он помогал выхлопотать дополнительные пенсии имперским ветеранам, сам разносил деньги, писал в инстанции, если кому-то требовалась помощь. Сами знаете, письмо академика стоит все-таки повыше, чем просьба самого обычного пенсионера. Ее никто и слушать не станет.
Что-то в словах секретаря насторожило Арсения. Он сделал пометку в блокноте и спросил:
– Сколько раз Богдан Владиленович обращался, как вы говорите, «в инстанции» за дополнительными выплатами?
– Много, господин прокурор, раз двадцать, не меньше. Разве всех упомнишь?
– А не было среди них женщины по имени Алина?
– Алина? – секретарь задумался. – Нет, не было. Имперское имя, редкое, я бы запомнил. Да он почти ни разу не за кого со стороны не просил. Только за наших, местных. За Маргариту Искандер, например. Знаете? Врач Божьей милостью имперских еще времен. На всю страну гремела!
Маленький Виктор Играшевич преобразился. Глаза его светились, лысина покраснела, чудовищный галстук встал дыбом. Чувствовалось, что он гордится такой пенсионеркой среди своих подопечных. Приятно ощущать себя причастным к истории.
– Вы сказали – «почти ни разу». Значит, Круковский все-таки просил за кого-то чужого?
– Ну почему сразу чужого? Если человек не в Балтийске живет, то вы думаете, что для меня он – чужой? Зря вы так, господин прокурор. Просто у нас здесь почти двадцать тысяч пенсионеров, а в других городах тоже отделения Движения есть, вот пусть они сами о своих заботятся. Разве я неправ?
– Правы, наверное.
– Вот-вот… Но Богдану Владиленовичу я, конечно, отказать не мог. Подписал запрос, отослал в Социальный фонд. Как можно: человек на всю страну известен, а сейчас чуть ли не с голода помирает! Вы про Лина Шаллека слышали когда-нибудь? Лина Черного?
– Имперского поэта?
– Именно! После раздела про него как-то подзабыли, а ведь когда-то взахлеб читали. Человек живет в полусгнившей развалюхе без отопления и газа, питается с огорода, и никто ничего не знает. Хорошо Богдан Владиленович смог это дело пробить, иначе неизвестно, чем бы все дело кончилось.
– Когда это было?
– Ну, так сразу и не вспомнить. Года полтора, может быть, два назад.
– И Круковский добился прибавки для Шаллека?
– Добился. Он всегда доводил дело до конца. Таким он был, наш Богдан Владиленович. Как теперь без него работать, ума не приложу?