е на закате. К удивлению Оды парк представлял из себя вовсе не тот привычный ухоженный зеленый уголок, что по обыкновению были в городах. Единственное что указывало здесь на присутствие человека - хорошо протоптанные тропы и мусор, тут и там встречающийся по боком от дороги. Пробравшись немного глубже, стражница вышла на широкую выложенную камнями тропу. Теперь конь мог идти рядом с ней, но Ода все же прижалась к краю, ближе к кустам репейника и массивным стволам тополей. Походив по парку ещё минут двадцать женщина пришла к мысли, что парк намного больше, чем она представляла и теперь случайно столкнуться с Ауашером казалось глупой идеей. - Закричать? - спросила Ода, повернувшись к коню. Тот мотнул головой и запыхтел, словно действительно понял о чем его спрашивают. Стражница прислушалась к себе. В тишине парка, в дали от духоты Йоровой башни и пристального взгляда Табиуса можно было подумать. Подумать о самом важном или не имеющим смысла, но здесь не было той скованности и страха, что каждая неверная мысль отразится в пергаментах брата. - Ты сделала свой выбор, - прошептала она, всматриваясь в первые звезды на небосклоне. - Если я не умираю, то разве это к лучшему? Порыв ветра выбил несколько локонов из небрежно собранного хвоста. Ветер оказался на удивление холодным и сырым с примесью болотной гнили, словно это было дыхание самой смерти. Ода криво улыбнулась такому сравнению. Она не знала куда идти и по правде говоря, даже не хотела двигаться. Стоять в окружении пусть и небольшого, раненного людьми, но все же леса было её единственным сейчас желанием. Долгие два года она наблюдала из своего окна жизнь леса, вдыхала его аромат, но никогда не могла покинуть стены башни, словно запертая принцесса. Но Ода к счастью не была принцессой, а в своем заточении была виновата сама. По крайне мере она предпочитала думать именно так. Очередной леденящий кровь порыв, но на этот раз с холодом и смрадом пришли отзвуки гитары. Знакомая до боли мелодия вырвала Оду из оцепенения. Звуки гитары стали сильнее, врезаясь в чуткий слух девушки. Предательская влага собралась в уголках глаз и стражница поспешила их стереть. Она резко потянула коня за собой, пролезай сквозь плотные заросли шиповника, резучки и высокой, доходящей чуть ли не до плеч полыни. Ауашер не был талантлив и за всю свою жизнь играл только одну мелодию, которую разучил в своих странствиях. Он наигрывал её пятнадцатилетней девчонке в дождливые вечера и просто когда было тяжело, но гордость не позволяла пролить слезы. Ей всегда казалось, что эта мелодия была написана именно для таких чувств. Каждая нота отзывался в сердце болью, но стражница упорно утирала глаза и даже рычала от злости, что не может успокоиться. Вырвавшись из объятия чащи она вышла на полянку, где под дубом сидел эльф и продолжал играть. Ненавистная им повязка валялась рядом и длинные, заостренные уши слегка прикрывали немытые несколько суток рыжие волосы. За те дни, что Ода не видела его, эльф вновь постарел. Молодое лицо осунулось, в уголках глаз пролегли лучики морщин, а ожог казалось стал ещё глубже, словно продолжал полыхать глубоко под кожей, иногда расползаясь на всю правую сторону лица. Ода сделала осторожный шаг вперед и мелодия закончилась. Эльф отложил в сторону гитару и пошатываясь, приподнялся. - К-как твоя нога? Стражница нахмурилась. Она практически забыла о том, что он напал на неё. Единственно что она помнила так это ярость и желание защитить Мьона, а свои раны как-то быстро позабылись. - Ты позвал меня чтобы спросить об этом? - Нет, - вымученно ответил эльф, сделав осторожный шаг вперед. - Но я хочу чтобы ты поняла почему это произошло. - Я знаю, ты много раз объяснял нам это. Украденное время отравляет твой разум, тем более, что это время принадлежащее людям, а не эльфам. Все верно? Ауашер слабо кивнул и сделал ещё один осторожный шаг к Оде. - Я сам в это верил, но знаешь...время это ведь не порченная еда, это даже не материя. Мне пришлось покинуть свой дом очень рано и никто ещё не объяснил эльфу-недосостку что к чему. Я умел только брать и отдавать время, но это самое первое чему нас учат после умения ходить и говорить. - Что ты хочешь сказать? - вновь нахмурилась стражница, но больше от волнения чем от недовольства, что ей врали. Эльф взял девушку за руки и осторожно сжал, словно этот жест мог придать ему сил. Он не боялся притронуться к закрытым участкам кожи, а руки Оды как всегда были скрыты в перчатках. - Я не знаю почему теряю себя, но такое было ещё задолго до твоего появления на свет. Ещё до появления Табиуса я уже был на грани и ответ я могу узнать только дома. - Курганы твой дом? - возмутилась девушка, одернув одну из рук, но второй наоборот сильнее сжала ладонь эльфа. - Нет, но туда меня отправят. Сюда я больше не смогу вернуться, даже если меня вылечат. Ода, прошу, не смотри так...я три столетия был в бегах и крал чужие жизни! Я заслужил смерть. Девушка упрямо мотнула головой. Сейчас она совсем не чувствовала себя как тридцати двухлетняя женщина. Сейчас Ода была той капризной девочкой-подростком, что до дрожи в руках хотела врезать своему приемному отцу за дурость. Видя смятение и закипающий гнев, Ауашер осторожно приобнял дочь за плечи. Это все что он мог сделать до того, как расскажет ещё одну болезненную правду.