Но он поборол искушение и ничего не сказал.
Часто бывает, что близких друзей одновременно посещают похожие или даже совершенно одинаковые мысли и чувства.
И Хихиш мог это подтвердить.
Потому что в то же самое время искушение мучало и Хихиша.
Собственно, он подглядывал из свой комнатки, чем занимается его друг Эгон и куда это он собрался.
Черный галстук, черный костюм и черные туфли означали, по-видимому, очень ответственные похороны.
А значит, и ему нельзя оставаться в стороне.
Тайной дорогой добрался он до трамвайной остановки, втайне же доехал с Эгоном до крематория и там затерялся в толпе.
Никогда он еще не видел столько наглаженных брюк и начищенных ботинок.
А когда все мужчины расселись, поддернув брюки, ему показалось, что он попал на показ мод.
Как зачарованный, он шел вдоль носковых рядов. Все они были высшей марки и сделаны из наилучшего хлопка.
Да, подумал Хихиш, такого у нашего пана Ли Ку не купишь. А как бы они пошли Эгону!
Тем временем камерный оркестр настроился, и пан Варжинец заиграл соло. Он играл так прочувствованно, что носкоед расстрогался, и искушение на минуту отступило.
Когда же начали читать стихи - что тоже было очень трогательно - Хихиш не удержался.
Он высмотрел себе черный носок с серебряной нитью.
Носок словно лежал на блюдечке.
Владелец носка по такому важному случаю надел новехонькие лакированные туфли. Это было ошибкой с его стороны.
Новые туфли ужасно жали. Первое время он только шипел сквозь зубы от боли, но поскольку легче не становилось, он развязал шнурки - а потом и вовсе незаметно разулся.
Хихиш выбрал левый носок. И одним движением сдернул его с ноги, как шкурку с банана.
Хозяину остался один носок, против чего он не возражал, поскольку пребывал в полном неведении о происходящем.
Когда начали произносить надгробные речи, Хихиш двинулся дальше. Взгляд его упал на черный носок с бордовой каемкой. Просто глаз не отвести!
Хихиш понимал, что в этот раз придется потрудиться. Изумительный носок облекал ногу молодого человека, который ни секунды не сидел спокойно. Он то и дело смотрел на часы и поочередно притоптывал то правой, то левой ногой.
Этим нужно было воспользоваться!
Хихиш дождался, пока молодой человек скрестил ноги под лавкой, и ловко стянул мокасин вместе с носком.
Обворованный бизнесмен в недоумении уствился на свою босую ногу. И издал жалобный вопль.
Дамы в зале, услышав этот всхлип, решили, что пора оплакивать покойного, и разразились рыданиями.
Хихиш не обратил на это никакого внимания и преспокойно вышел из крематория.
У выхода он положил ненужный мокасин на розовую клумбу и побежал домой...
Пан Варжинец воротился только к ночи. В этот раз он пошел выпить пива с коллегами после похорон.
Они обсудили все на свете, но больше всего разговоров было о сегодняшнем переполохе в крематории.
- Один вдруг оказывается без носка, а другой вовсе босым! И это на государственных похоронах, господа! Что вы об этом скажете?! - громко возмущался первая скрипка.
Пан Варжинец сказал, что он знает, кто виноват, но ему все равно никто не поверит.
А дома подозрения подтвердились.
На подушке его ожидал черный носок с серебряной нитью, а рядом - другой, с бордовой каймой.
Из шлепанца под кроватью торчал свернутый лист бумаги. Кто-то написал на нем вкривь и вкось:
поясение о василе
Носкоеды отличаются от людей меньше, чем может показаться на первый взгляд. Они так долго жили с людьми (хоть те о том и не знали), что переняли много людских качеств.
Как хороших, так и самых скверных.
Но даже самого лучшего из носкоедов невозвозможно отучить красть носки. Что мы только что и видели на примере Хихиша.
На носки друга он больше не посягал, но ему и в голову не приходило, что кража носков из крематория - просто-напросто дурной тон.
Можете втолковывать ему это до бесконечности - он все равно не поймет.
Это как с почтовыми голубями. Можно обучить их доставлять сообщения, и они никогда не собьются с пути. Но почему нельзя гадить на голову бронзовой статуе известного писателя посреди города - этого ни одному голубю не понять.
Если это вам понятно - вы поймете и Василу.
Носкоед Васила от природы был добряком. Но с малолетства вдвое превосходил сверстников и ростом, и силой.