И тут же закрыл их снова. Только бы не видеть косматых, нечесаных голов, которые над ним склонились.
- Он приходит в себя! - шепнул Карлос.
“Где же все, почему меня не ищут? Неужели даже Рамику на меня начхать?” - горестно подумал Туламор-младший.
Но глаза так и не открыл. Сделал вид, что заснул.
А минуту спустя его и в самом деле сморил сон.
Так что бродяги укрыли его лоскутным одеялом и разошлись по своим берлогам.
друг познается в беде
Той ночью не спал и Рамзес. Не найдя брата в доме профессора, он побежал на улицу.
Там он посвистел, как условились, песенку про то, что Хихиш невысок, спрятал в миску носок.
Никто не отозвался, но детская дразнилка напомнила ему о кузене – которому никто ничего хорошего не делал, но который сам всегда и всем помогал.
И Рамзес помчался к дому пана Варжинца, благо тот, как обычно, оставил нараспашку балконную дверь.
Он проскользнул внутрь. Постель была застелена, и дома никого не было. Рамзес забарабанил в дверцу, скрытую за дипломом.
Он ожидал увидеть Хихиша, но вместо него вышел дед.
Рамзес поспешно поклонился. Ведь даже его отец уважал старика, а может, даже и побаивался.
- В чем дело? Что вы с Туламором еще учинили?
Рамзес, запинаясь, рассказал, что случилось, и объяснил, что он пришел к Хихишу, чтобы тот помог найти брата.
Дед смягчился.
- Только Хихиш вечно где-то болтается, - сказал он, - а мне с того одно беспокойство и никакой радости.
- Так он в городе – один?
- Добро бы один! – заворчал дедушка. – А то вечно с паном Варжинцем. Да где это видано – носкоеду дружить с человеком? Разве так можно?.. Хотя пан Варжинец, конечно, та еще белая ворона… - бормотал 
дед себе под нос.
- Белая ворона? – не понял Рамзес.
(Дома у него образно выражаться было не принято.)
- Все вверх тормашками, - вздохнул дед.
- Точно, - согласился Рамзес. – Так я пошел. До свидания.
Из дедовых речей он мало что понял. Одно было ясно – Хихиш ему в поисках брата не помощник.
Он вышел на улицу. Издали в его сторону двигалась высокая, ссутуленная фигура. На голове фигура придерживала шляпу, словно шла навстречу сильному ветру.
Но дело было совсем не в ветре – стояла тихая погода, ни один листик не шевелился на ветвях акации. Дело было в том, что фигура тщательно обследовала все щели и мусорные бачки – не скрывается ли там носкоед? Даже самый тугодумный носкоед узнал бы профессора Кадержабека.
Рамзес вспомнил присловье: «Друг познается в беде». Ну что ж. Вот он и нашел друга.
И он сделал шаг вперед.
- Пан профессор! – позвал он.
Профессор сперва испуганно вскрикнул, а потом осторожно проговорил:
- Это же ты, верно? Ты был у меня в террариуме?
Рамзес ступил в круг света уличного фонаря и выговорил:
- Пан профессор Кадержабек! Это я, не он! Мы двойняшки! Меня зовут Рамзес, но вы зовите меня Рамик. Помогите мне! Я ищу своего брата, Тулика. Ну того, который у вас в клетке сидел. Поможете? Я вас так прошу…
У профессора слегка пошла кругом голова, но он не сплоховал.
- Дружище! – сказал он. - Конечно, я тебе помогу. Я же всю жизнь только и делаю, что ищу носкоедов!
хихиш тоже выходит на свет
Рене Кадержабека так переполняли чувства, что он едва стоял на ногах. Он присел на лестницу под фонарем, а Рамзес, наоборот, вытянулся, так что теперь их лица были вровень друг с другом.
Профессор чувствовал себя виноватым за то, что запер брата этого малыша в террариуме, и хотел как-то загладить вину.
- Рамик, честное слово, я не хотел причинить вред твоему брату! И нитки бы у него на голове не тронул!
- Да я знаю, что вы добрый! - нетерпеливо воскликнул Рамзес. - Чего я не знаю, так это куда он подевался!
- Погоди-ка! - Профессор задумался, вспоминая. - Когда я уходил, домой вернулся Губерт, ну, сенбернар пани Цветы, так он был весь мокрый, будто из реки вылез.
- Так он выбежал из дома и прыгнул в реку! - завопил Рамзес.
- Тулик?
- Да нет! Губерт!
Рамзес чуть не приплясывал на месте.
- Вставайте, надо бежать к реке!
- Да-да, скорее!
Профессор вскочил и подхватил Рамика на руки.
И уже хотел зашагать в сторону реки, как почувствовал, что кто-то вскочил ему на спину. Одной рукой этот кто-то схватил профессор за шею, другой пытался сорвать с головы шляпу, и при этом вопил во все горло:
- Рамик, беги!