Носок Иннокентий
В ванной комнате было темно и немного душно, стиральная машина заканчивала цикл и мощно колебалась, гремя центрифугой. Между машиной и стеной в узком проеме на электрическом шнуре висел носок Иннокентий. Он выбросил все мысли прочь и ждал своих спасительных двух миллиметров движения.
Когда-то у него был брат близнец. Они отлично умели молчать вдвоем. В результате производственного казуса Константину досталось чуть больше кашемира, но он никогда не выпячивал этот факт и держался с Иннокентием на равных. Сплюснутые картонной упаковкой с пропущенной сквозь нее белой нитью, они давно покинули фабрику, где родились. Можно сказать, их здорово помотало по свету. Несмотря на итальянские наклейки на упаковке, родились они в далеком Китае, а их настоящими именами были Кун и Чен. Но фабрика была хорошая, а кашемир - настоящим, качественный краситель держался хорошо и при стирке почти не линял. Когда они пересекли границу, то по негласной китайской традиции быстро сменили имена на европейские и заодно отвечающие этикетке - Луиджи и Рафаэль. С этими именами они провели много времени, путешествуя в большой фуре вместе с другими итальянскими товарами, потом отлеживаясь на складе. Именно на складе братья поняли, что оказались в стране, где итальянские имена не очень-то в ходу и звучат не проще китайских. Там они стали Иннокентием и Константином, и с этими именами вышли в свет большого универмага, прямо в разгар распродажного сумасшествия. Администратор ошиблась в суматохе и выложила итальянские носки с кашемиром вместо новой коллекции в распродажную с большой скидкой. Братьев купила нежная девушка, замотанная в бесконечный шарф, и вручила на 23 февраля своему коллеге, на которого имела виды и надеялась расположить его таким хозяйственным подходом. Обормот-коллега подарок милостиво принял, а вот на виды не обратил внимания, либо сделал вид, что не обратил. Так Иннокентий и Константин обрели хозяина и расстались с надоевшей картонной упаковкой.
Жизнь с хозяином была вполне себе достойной - мылся он часто, обувь покупал качественную, ходил в разные места, общался с интересными людьми. Братья выглядывали из-под брючин, рассматривали обстановку и прислушивались к разговорам, образовывались понемногу и развлекались. Одним из регулярных развлечений другого рода была стирка в машинке, во время которой Иннокентий и Константин сбрасывали на время свою благородность и радостно бултыхались в пене вместе с другими носками и прочей одеждой. Они слышали, что существуют стиралки с окошком, в них в процессе стирки можно еще смотреть наружу и чувствовать себя космонавтом, но у хозяина была машина с верхней загрузкой, поэтому купание проходило в полной темноте. Зато можно было безнаказанно щипаться и орать что угодно, центрифуга заглушала все. А еще все темные носки любили, когда с ними по ошибке стирали что-то из белых вещей, и специально терлись поближе и усиленно линяли.
В одну из стирок купание было не очень комфортным, так как хозяин загрузил огромную куртку, пена не особенно сбивалась из-за тесноты, белого ничего не попалось, было тесно и скучно. Вдруг Иннокентий почувствовал ощутимый удар, потом еще один. От неожиданности он наглотался пены больше обычного. Оказалось, рядом прибился коротковатый носок с чем-то тяжелым и округлым внутри. «Монеты, - окнув на первом слоге, пояснил незнакомец из темноты пены, - думаю фьючерсами заняться». Барабан машинки дернулся, и монеты утянули неизвестного на дно. До самого конца стирки владелец капитала рядом не возникал, да и Константина куда-то забило в складки куртки. Последний оборот отжима принес долгожданную тишину, вещи выдохнули и блаженно расслабились. Иннокентий оказался на самом верху, он лежал на курточном рукаве, выжатый и уставший, нежно прижимаясь к яркому шеврону. «Вот повисим на веревке, и хорошо бы потом отоспаться денек-другой в бельевом ящике, чтоб не сразу на службу,» - лениво мечтал Иннокентий. Крышку машинки открыли, в барабан брызнул яркий электрический свет. Иннокентий зажмурился, его потянуло вверх вместе с курткой, а потом он вдруг заскользил по гладкой ткани, заскользил и вдруг полетел вниз, цепляясь за кафельную стенку. Удар под дых, и, не долетев до пола, Иннокентий повис на проводе, перегнувшись ровно пополам. задыхаясь Иннокентий осмотрелся. Полоска света вверху, полоска света справа, металлический зад машины. А внизу, на узкой ленте пола ближе к углу, покрытый слоем пыли в неестественной позе лежал посеревший белый носок. Иннокентий охнул и лишился чувств.
Носок Иннокентий давно высох, слегка пропылился и, кажется, от влажного климата начал слабеть в резинке. Он уже потерял счет дням или неделям, а может даже и месяцам. Первое время Иннокентий надеялся, что его будут искать. Но страшный пример внизу убивал эту надежду напрочь. Иннокентий пришел к мысли, что только он сам есть у себя, чтобы помочь и спасти, только он сам мог себя приободрить и пообещать, что все будет хорошо. Либо сдаться. Однажды, во время одной из стирок, когда машина тряслась и подпрыгивала, Иннокентий заметил, что он тоже слегка колеблется вместе с проводом. и мало того, он немного сдвигается в сторону слабеющей, но все-таки более тяжелой резинки. Мозг Иннокентия ожил: «Так, каждая стирка дает смещение на пару миллиметров. Значит, рано или поздно, резинка сдвинется настолько, чтобы перевесить, и я смогу упасть вниз. Главное, падать не прямо вниз, а умудриться спланировать правее, чтобы хоть немного выглянуть из-за стенки машинки». Эта мысли придала Иннокентию сил. Шли недели, машина периодически стирала и тряслась, Иннокентий концентрировался и сползал на проводе на пару миллиметров и зависал до следующего раза. Оставалось совсем немного.