Утро воскресенья было изумительно тихим, солнечным и морозным. До Нового года оставалась неделя. Игорь доживал неумолимо завершавшийся старый год в глубокой депрессии и пьянстве. Он даже не заметил, что уже шесть дней существует без Лены и девять без Николая.
Город тяжело отсыпался с одной на всех похмельной головной болью от предпраздничных застолий. Игорь выглянул в окно и удостоверился в своем предположении, увидев лишь несколько человек, гуляющих на улице с неуместно бодрыми и шумными собаками. Он продолжал смотреть в окно до тех пор, пока не поймал себя на мысли, что ничего уже не рассматривает и внимание его никак не связанно с происходящим на улице. Игорь сел на мятую постель, и на мгновение ему показалось, что в комнате слышен характерный ход часов. Он машинально обернулся и усмехнулся, вспомнив, что в его квартире нет настенных часов, которые могли бы издавать послышавшееся ему тиканье.
Игорь прошел на кухню, присел на табурет и закурил, положив руки на стол. Небольшую кухню наполнили клубы дыма, неторопливо поднимающиеся к потолку. Он бесцельно выпускал кольца дыма в разрушительное путешествие, пока едкий дым не попал ему в глаза. Резко зажмурившись, он почувствовал, как глаза его увлажнились слезами. Вытерев слезы, взгляд его остановился на книге, белый уголок которой торчал из-под дивана. Он наклонился и вытащил книгу. Это была забытая Ириной Дмитриевной Библия в аккуратной рукодельной обложке из бумаги.
– Теперь для тебя самое время, – сказал Игорь и открыл книгу. – Давай пострадаем, что ли, вместе?
Несколько минут он бесцельно читал, механически перелистывая страницы. Игорь почувствовал вернувшееся одиночество, поселившееся рядом с ним несколько лет назад. Он осмотрелся и прошелся по квартире, по-прежнему не услышав в этой пустоте ни единого звука. Ему стало жутко и страшно. Игорь остановился напротив зеркала в коридоре и посмотрел на себя, пытаясь разглядеть в собственных бесцветных глазах ростки жизни. Глаза были пусты, и сейчас он по-настоящему понял значение этого выражения. Пустые глаза смотрели в пустое отражение пустых глаз. Игорь приблизился к зеркалу ближе, насколько это было возможно и, наконец, уткнувшись в него лбом, застыл, разглядывая кровеносные сосуды своих серых глаз. Зрачки его сузились, и ему вдруг стало неприятно от своего собственного вида – беспомощного, одинокого человека.
Он вернулся в комнату, лег на кровать, обняв подушку руками, и попытался заснуть, но попытка осталась тщетной. Ему никак не удавалось избавиться от мыслей о Лене. Нарастающая, как геометрическая прогрессия, тупая боль сковывала его тело уже не только духовно, но и физически. Почти не шевелясь, Игорь пролежал около часа и, очнувшись, он все-таки пересилил себя, собрался и вышел на улицу.
Он прошел через несколько похмельных кварталов, не встретив практически ни одного человека. Город показался ему пустым, причем пустым не сиюминутно, а вымершим или городом, население которого по неизвестным причинам покинуло свою обитель. Игорь смотрел в окна старых «хрущевок», пытаясь обнаружить в них движение, но движения не было.
Прогулка по утреннему городу напомнила ему о Николае. Мысль о Дятлове завладела им и вытеснила бессмысленные размышления о разрыве с возлюбленной. Большое сердце пустым не бывает, и изъеденное болью сердце Игоря открыло себя новому чувству – ненависти.
Он остановился и нервно пересчитал на пальцах дни с момента похорон друга. Сегодня было девять дней. Угрызения совести мучили его, и он счел себя предателем, позабывшем о необходимом поминовении умершего на девятый день. Неожиданно «озарившая» его навязчивая идея настолько стойко овладела им, что он решил незамедлительно навестить Людмилу Яковлевну и помянуть ее сына, несмотря на утро воскресенья.
Игорь зашел в магазин в нервном возбуждении, с которым не мог справиться. Он чувствовал неудержимую агрессию внутри себя. Редкие люди в магазине казались ему омерзительны, словно они послужили виной случившейся с ним чередой несчастий, а не он сам. Совладав, наконец, с собой, он купил несколько салатов, две бутылки водки, маленькую бутылку коньяка, конфет, курицу гриль на железнодорожной станции и направился к Людмиле Яковлевне.
Оказавшись во дворе Банного переулка, он обратил внимание на небрежно разбросанные атрибуты предновогодних торжеств, свидетельствовавших о бесконечном количестве выпитого жителями дома номер десять и иными горожанами, которым довелось «заглянуть» по данному адресу.
Скинув ногой с лавки возле подъезда Николая пустые бутылки, Игорь сел на лавку. Он выпил коньяк и закусил его шоколадными конфетами. Быстро выкурив сигарету, он открыл дверь и поднялся на четвертый этаж, остановившись возле квартиры Николая. Игорь отворил незапертую дверь и зашел внутрь, где уже в коридоре почувствовал сладкий запах медикаментов вперемешку с ароматами затхлой еды. Квартира уже не была так тщательно убрана соседками, как накануне похорон, когда он был здесь с Леной последний раз. В коридоре повсюду валялись вещи и какие-то пакеты с протухшим мусором. На вешалке вместо одежды Николая висела телогрейка, под которой стояли «разбитые» валенки на резиновой подошве.