— Сэм, включи чего-нибудь повеселее, — прошу я, и визор шарахает в зал гулким ритмом, запахом мускуса и сладкого пота от извивающейся в танце полуобнаженной смуглой женщины.
Даже Лейла поднимает голову и заинтересованно разглядывает тропическую секс-бомбу. Я же беру вторую кружку и в три глотка осушаю ее наполовину. Смотрю на часы. Еще час — и можно ехать за Никой. Я представляю, как снова будет вечер вдвоем, она и я, а потом ночь, и от накатившего ощущения ее сильного тела мне хочется броситься в машину и забрать мою кошку из ее офиса прямо сейчас.
— А ничего, уютненько тут у вас, — звучит над ухом странно знакомый голос.
Я поворачиваюсь и нос к носу сталкиваюсь с сержантом Корпуса морской пехоты в нелепом штатском прикиде. С Эрнесто Фаром, или с Гусеницей. С Гусом, собственной персоной.
— Твою мать, Француз, — только и может сказать Гус, и мы крепко обнимаем друг друга.
В зеркальном отражении за стойкой я вижу, как на нас, двух обнимающихся здоровенных мужиков, исподтишка пялится допивающий кофе клерк за столиком. И Лейла тоже смотрит с нескрываемым любопытством. Она еще не поняла, в чем дело, и мысль о том, что я скрытый гомик, для нее чрезвычайно нова и интересна.
— Гус, сволочь ты этакая, сколько лет мы с тобой не виделись? — интересуюсь я, усаживаясь за столик.
— Столько не живут, Француз, — весело скалится Гус. Отхлебывает пива, одобрительно кивает, глядя на кружку. — А ты изменился. Помягчел. Спишь на мягком, много мяса потребляешь?
— Гус, хватит сленга, давай поговорим как люди. Я уже пятнадцать лет, как завязал.
— Это ты завязал. А я только оттуда. И для меня это никакой не сленг, чугунная твоя башка. — Снова отхлебывает, задумчиво щурится. — Пятнадцать лет… как время летит, епть…
— Гус, ты как привидение. Я уж позабыл, на хрен, все. Все говно забылось, остались только какие-то картинки яркие. Так бы и прогулялся сейчас по Марву. Тогда все так просто было… Помнишь, как мы жили в Марве?
— Совсем ты старик стал, Француз. А такой кабан был в поле… Хрена там помнить — дыра дырой. Только пиво там и хорошее. Да девки недорогие. Я только вчера оттуда. А говна там и сейчас хватает, даже больше стало, — говорит Гус.
Некоторое время мы молчим. Гус сосредоточенно жует острый мясной рулет.
— Кто ты сейчас — штаб? — интересуюсь я.
— Да нет, бери выше. Воррент я.
Гус снова прикладывается к кружке. Я делаю Сэму знак повторить. Качаю головой:
— Служака, мать твою. Взвод дали?
Гус кивает:
— Альфа-три, первый третьего.
— И давно?
— Года три тому.
— Надо же, ты — и унтер. С ума сойти. — Я никак не могу представить громилу Гуса в подофицерской форме.
Сэм приносит нам еще по кружке.
— Чем занимаешься? Женился, поди? — спрашивает Гус.
— Не-а. Не женился. Подруга вот есть. Закачаешься какая, — хвастаюсь я. — Железками понемногу приторговываю.
— Не женился? А тогда чего слинял-то?
— Да как тебе сказать. Это сейчас все хорошо вспоминать. А тогда достала меня тупость эта. До печенок. — Я кручу вилкой кусочек рыбы на тарелке. — И жена у меня была. И дочь есть, большая уже. Развелся лет пять назад.
— Тоже достало? — понимающе спрашивает Гус.
Я неопределенно киваю.
— Француз, ты как был перекати-поле, так им и сдохнешь, — совершенно беззлобно констатирует Эрнесто.
Я удивлен. Такие отеческие нотки звучат в его голосе, что меня так и тянет выговориться. Это ж надо, как звание человека меняет.
— На самом деле у меня все хорошо, — говорю я, словно оправдываясь. — Есть свое дело, правда маленькое, есть где жить, с кем спать.
— Да не то это все, — заявляет Гус, жуя мясо. — Ты как был морпехом, так им и остался. А то, что слинял, ни хрена не изменило. Тут ведь у вас сложно все. Воля, блин. Что с ней делать-то? На хлеб мазать? Так масло повкуснее будет. Что, не так? Не надоело еще свободное предпринимательство? — Последнюю фразу Гус произносит с издевательской гримасой.