— Да утрясли мы твой вопрос, съездишь в порядке исключения, — сказал Стариков, этак небрежно поведя рукой из стороны в сторону. — Считай, что тебе сильно повезло, а то когда бы еще…
Однако вместо того, чтобы порадоваться, я ответил в том духе, что ровным счетом ничего не потерял на целине и, если можно, продолжал бы просиживать штаны за своим столом в отделе прозы. Тем более что в день моего предполагаемого отъезда в редакции ждали Виктора Астафьева, будущего нашего классика, а в то время подававшего большие надежды начинающего писателя. Он жил тогда в Чусовском и частенько наведывался в журнал «Урал». Бывало, направляясь тесным коридорчиком в «главный» кабинет, по пути распахнет по очереди двери наших отделов, помашет рукой: «Ребята, пошли, почитаю новый рассказ!..»
Старикова всерьез огорчила моя реакция: если я не поеду, то деньги, выделенные на эту командировку, пропадут для журнала, будут списаны. Такой был порядок.
— Да я никогда не писал очерков, — сказал я. — Вернусь с пустыми руками — что хорошего!..
За плечами у меня было пять написанных в соавторстве с С. Буньковым художественных книжек (причем одна вышла в Москве) и несколько журнальных публикаций. Очень слабые, в духе того времени вещи, но небольшая книжка рассказов «Трудный возраст» дорога мне тем, что ее обложку рисовал наш замечательный художник Виталий Волович, а художественным редактором был Борис Жутовский, который тогда работал в Средне-Уральском книжном издательстве. Двери художественной редакции были как раз напротив дверей насменовского отдела комсомольской жизни, в котором я тогда работал, и Боря частенько заглядывал к нам на огонёк, усаживался на диван, рассказывал что-нибудь интересное о своих странствиях или, выстукивая ритм на звонком сиденье венского стула, пел забавные песенки, например, про сидевшего на солнечной поляночке зеленого кузнечик, коленками назад, у которого была подружка, «такая же зеленая, коленками назад».
— Ну, не напишешь и не напишешь, вот беда, — продолжал уговаривать меня Виктор Александрович. — Хоть целину посмотришь да нам расскажешь, что там сейчас и как.
Да был я, был на целине, в 1958 году, в Кустанайской области. Три месяца проработал в составе студенческого отряда УПИ. Сперва строили коровник или свинарник, уж не помню, что именно (не достроили из-за нехватки стройматериалов), потом был прицепщиком на тракторе, помощником комбайнера, разнорабочим на току. Видел много чего, по возвращении написал несколько надуманных рассказов, но о том, что я на самом деле видел на целине, не написал ни строчки: был уверен, что ни газеты, ни журналы не напечатают ничего про дымившиеся на токах бурты зерна, про огромные, не убранные вовремя поля переспевшей, уже осыпавшейся пшеницы, про сваленные кучей, прямо среди поля, новенькие, только что с завода, но уже сильно тронутые ржавчиной косилки для раздельной уборки хлебов…
Тем не менее Стариков настоял на своем, и мне пришлось поехать, теперь уже на свою, уральскую целину.
Сойдя с поезда в Орске, первым делом направился в редакцию зональной газеты. Ее редактор Григорий Степанович Кибиш посоветовал для начала побывать в совхозе «Камышаклинском», расположенном недалеко от Орска, в Домбаровском районе.
— А совхоз целинный? — спросил я.
— Как вам сказать, — замялся редактор. — По правде говоря, уже не молодой, до недавних пор считался исключительно животноводческим, но ни по молоку, ни по мясу, ни по шерсти никогда планов не выполнял. А зерна и вообще ни грамма не сдавал: считалось, что земли там непригодны для выращивания хлебов: сплошной песок. Но пришли новые руководители и взяли на себя смелость распахать одиннадцать тысяч гектаров под зерновые. Вот вам последняя сводка о ходе уборки и сдаче зерна государству: «Камышаклинский» — на первом месте!
— А молоко, мясо?.. — поинтересовался я.
— По крайней мере, теперь они сдают этой продукции вдвое больше, чем прежде.
Я открыл записную книжку, чтобы запечатлеть фамилию директора этого совхоза.
— Авралёва, — сказал редактор. — Зинаида Яковлевна Авралёва. Героическая женщина, — и уточнил: — У нас тут, на целине, конечно, много героев, но она наособицу…
В Домбаровке от ворот хлебоприемного пункта тянулась длиннющая, чуть не в километр, очередь под завязку нагруженных зерном машин. Она помаленьку двигалась, но не убывала; машины с зерном все подходили и подходили. Вахтер у ворот на мой вопрос, есть ли в этой очереди машины из «Камышаклинского», коротко ответил: «Должны быть». Я двинулся вдоль очереди, задавая млевшим от жары водителям один и тот же вопрос: «Откуда?». Из всех окрестных совхозов были машины, только не из «Камышаклинского».