В половине четвертого откуда ни возьмись набежала черная лохматая туча. Упали первые тяжелые капли. И вдруг сверху хлынуло как из ведра. Некоторое время еще была надежда на то, что ливень скоро пройдет и солнышко подсушит овсы. Прошел час, а дождь не переставал. Ночью ярко сверкали молнии, раскатисто грохотал гром. И в довершение всего по крыше забарабанил град.
Девятнадцать дней, с 20 августа по 7 сентября, комбайны почти не работали: часов семь помолотили 21-го, чуть побольше 26-го и 27-го, да еще 30-го после обеда выехали в поле.
В начале учебного года всех помощников по распоряжению председателя сняли с комбайнов и усадили за парты.
На исходе первой недели сентября ячмень в валках стал прорастать. Густой зеленой щетинкой взошли зерна, осыпавшиеся из валков. Проклюнулись беленькие корешки и зеленые ростки в самих колосьях. А во многих местах валки накрепко приросли к земле. За неделю их трижды переворачивали вилами. 7 сентября в поле выехали 60 работников Талицкого райисполкома во главе с председателем. По перевернутым валкам прошлись комбайны. На следующий день из Талицы прибыло уже 130 человек с вилами. Перевернуть валки успели, а обмолотить не пришлось — опять пошел сильный дождь.
8 сентября наконец-то небо заголубело, засияло солнце, по-осеннему холодное и неяркое.
До обеда комбайны напрямую молотили пшеницу, а после обеда переехали на ячмень, куда заблаговременно были доставлены подборщики. Снять мотовила и навесить подборщики — дело нескольких минут.
А старшеклассников, в том числе и Славу Викулова, послали переворачивать вилами валки. Трудовое воспитание в действии. С привитием любви к сельскому труду. Но Слава Викулов сбежал-таки на свой комбайн. И как раз вовремя: Стафеев в одиночку совсем замучился с элеватором, его по-прежнему капитально забивало, сырое зерно прямо так и впрессовывалось в короб.
Слава решил проехать круг, посмотреть. А тут ремень задымил, тоже от сырости. Запасного у Стафеева при себе не оказалось. Надо было ехать в МТМ.
— Поезжай, — разрешил Слава наставнику. — А я пока тут…
— Давай, только потихоньку, на самой малой.
Договорились. Бункера были полны. Стафеев посигналил. Выгрузив зерно, с этой же машиной и уехал в Горбуново.
Слава выдолбил спрессовавшееся зерно из коробов и только начал молотить, как на поле появился он, Анатолий Михайлович. Увидев вдалеке стафеевскую «Семерку», устремился к ней прямо по валкам. Махнул Славе, потребовав остановиться.
— Где Стафеев?
— За ремнями уехал.
— А ты почему не с классом?
Слава промолчал. Разве неясно?
— Ты у кого-нибудь спросил разрешение?
— Нет…
— Интересно! — сказал председатель. — Взял и ушел с работы, на которую тебя поставили! Единоличник, понимаешь!…
Что ж, председатель по-своему прав: Слава нарушил производственную дисциплину, решив, что мартышкин труд не по нему. Каковы бы ни были мотивы, а дисциплина есть дисциплина.
Анатолий Михайлович приказал Славе немедленно присоединиться к классу и снова взять в руки шанцевый инструмент.
— Я не могу бросить комбайн, — сказал Слава. — Вот вернется Витя…
Такой парень, как Слава Викулов, иначе и не мог ответить. Кажется, и Анатолий Михайлович частично это понял.
— Ладно, дождись Стафеева. Но работать на комбайне я тебе запрещаю!
Огорченно повздыхав, Слава заглушил двигатель. Переключился на зерновой элеватор. Ведь он вроде как не должен забиваться. А если забивается, то…
— Может, оси слишком высоко подняты? — и вопросительно поглядел на меня.
Я ничего не мог ему посоветовать.
— Ну да, вон боковые пластины прямо в крышки бункеров упираются! — продолжал он разговаривать со мной. — А зачем эти пластины вообще нужны? — и опять уперся в меня взглядом.
— Ну… — сказал я.
— А в самом деле! — Слава достал из ящика инструмент. Раз-раз — и готово, снял пластины. — Теперь поглядеть бы, как будет сыпаться зерно…