Раздвинув ладонями метелки сорняка, я увидел под ними чахлые колоски пшеницы. А метрах в десяти позади меня, по другую сторону полевой дороги, золотилась на солнце густая, с крупными полновесными колосьями пшеница «Адамовского» совхоза. Я спросил:
— Если овсюг такой коварный и хитрый, почему же он не перебирается через дорогу и не прорастает хотя бы по краям вашего поля?
— А он меня боится! — и Орищенко весело, как большой ребенок, рассмеялся.
Предо мной сейчас стоял другой человек, совсем не тот, которого я видел пару часов назад за столом в кабинете. Этот был хотя и худощав, однако высок, строен и подвижен. Живой взгляд, выразительное улыбчивое лицо.
— Ну, а если серьезно?
Яков Петрович помолчал, пожевал соломинку.
— Если серьезно, то вам лучше этого не знать.
Опять какие-то загадки.
— Да что, в конце концов, происходит в вашем передовом совхозе? Почему мне лучше этого знать? Вы чего-то боитесь? — как помнится, проговорил я это непозволительно повышенным тоном и приготовился выслушать не менее резкую ответную отповедь.
Однако Яков Петрович спокойно, глядя на меня добрыми глазами, ответил:
— Вы знаете, я уже давно ничего не боюсь.
— Тогда в чем дело?
— Да мне просто жаль вашего времени: если вы напишете о том, как мы боремся с овсюгом, этого ни одна газета не напечатает. Да и редактор вашего журнала наверняка тоже хорошенько подумает, прежде чем дать добро такому материалу. Дело в том, что я не совсем точно выразился, сказав вам, что у нас нет овсюга…
— А на самом деле и на ваших полях его хватает, — догадался я. — Только ехать к тем засоренным полям нам с вами было не по пути, так ведь?
— У нас ни на одном поле нет и не бывает овсюга в посевах пшеницы, — сказал Яков Петрович и уточнил: — Хотя в почве его семян и у нас полным-полно. Тех самых спящих семян, которые каждую весну частично просыпаются и кучно всходят. Больше скажу: у нас тоже поля по весне ой как густо зеленеют всходами овсюга…
— И где же они теперь, эти всходы?
— А уже нету! — развел он руками. — Мы дождались, пока все «пробудившиеся» семена овсюга не взошли, и уничтожили их, а уже чистые от сорняков поля засеяли культурными злаками…
Как просто!
— Но тогда как вы же укладываетесь в ранние сроки?
— Если б мы сеяли пшеницу в ранние сроки, не дожидаясь, пока взойдет овсюг, наша пшеничка сейчас выглядела бы нисколько не лучше, чем вон та, у соседей… Однако поехали дальше.
…Впереди, на самом горизонте, едва различимые в голубовато-молочной дымке, показались невысокие холмы.
— Там моя опытная делянка, — сказал Яков Петрович.
Минут через тридцать мы оказались на возвышенном месте, среди моря пшеницы. Отсюда далеко было видно. Дух захватывало от огромности хлебных полей. Они убегали куда-то за линию горизонта, теряясь вдали.
Поблизости работали два комбайна. Подъехали к одному.
— Как намолот? — спросил Яков Петрович у комбайнера.
— Вчера с директором подсчитали, — ответил тот. — На круг выходит по четыре бункера.
Яков Петрович с торжествующим видом обернулся ко мне.
— По четырнадцати центнеров с гектара! Для наших мест совсем неплохо, — перевел он на более понятный мне язык. — А между тем это поле за четыре последних года только дважды пахалось: осенью пятьдесят восьмого и весной шестьдесят первого. Нынче пшеница сеялась по лущёвке, то есть почва обрабатывалась лишь дисковыми боронами, поверхностно, на глубину не более двенадцати сантиметров, и смотрите, какая урожайность!
— А где же ваша опытная делянка? — спросил я, оглядываясь вокруг.
Яков Петрович, поглядев на меня, опять по-детски рассмеялся:
— Да вот же, прямо перед вами! — и широко развел руками. — Вот это самое поле площадью в триста девяносто гектаров. В восьмой бригаде у меня есть еще одна, чуток побольше этой: четыреста гектаров. И урожайность там повыше — пятнадцать центнеров с гектара. А всего нынче мы по лущёвке засеяли зерном пять тысяч гектаров. Конечно, не везде такой высокий намолот, как здесь, но там, где невысокий намолот на лущёвке, на соседних с нею глубоко вспаханных полях он еще ниже. Я пока не делаю окончательных выводов, но если дальнейшие опыты подтвердят преимущества лущёвки… Ты понимаешь, какую это сулит выгоду? — Яков Петрович попросил у меня записную книжку и ручку и сделал подсчет: — Сеять по лущёвке на одном поле можно только через год, а через год пахать. Значит, если ежегодно половина площадей под зерновые культуры в нашем совхозе, то есть тридцать тысяч гектаров, будут обрабатываться поверхностно — это же и намного быстрее, и в денежном выражении чистая экономия составит полтораста тысяч рублей. Недурно?