— Так ведь у нас сил не хватает всю имеющуюся площадь засевать.
— И тем более — убирать, — подсказал с понимающей улыбкой Анатолий Михайлович.
— Так мы своими-то силами вообще не убираем, — с горькой откровенностью призналась Надежда Яковлевна. — У нас же механизаторов всего-то двенадцать человек, они и в полеводстве, и в животноводстве. Сами подумайте: на каждого механизатора приходится по двести пятьдесят га!
— Да ну?! — поразился Анатолий Михайлович. — А у нас — девяносто, почти втрое меньше. А в животноводстве как?
— Семьсот голов на откорме.
— Себестоимость мяса?
— В прошлом году была 283 рубля, нынче уже триста. Как я ушла с фермы, так все ползет и ползет кверху. Да что говорить!.. — и махнула рукой. — Ферма старая, никакой механизации, ни зоотехника нет, ни ветврача…
— А у нас…
— У вас… У вас не фермы — дворцы! Асфальт вокруг да клумбы с цветочками. У вас и клуб в Горбуново, и вообще всё… А у нас никакого строительства. Детсад только нынешней весной начали, а когда кончат — не знаю… Всё пьют и пьют…
— А трактористы? — спросил я.
— И трактористы пьют. Гоняешь их, стыдишь… И жалко их, чертей, ведь молодые еще, да где одной-то за всеми углядеть…
— Кстати, у вас есть личный транспорт? — спросил Крестьянников. — На чем по полям-то ездите?
— Больше всего на них, — улыбнувшись, притопнула Надежда Яковлевна сапожком.
— Машины нет? Ну, хотя бы грузовой?
— Не-ет!.. А хорошо бы хоть одну грузовую на отделении иметь. По хозяйству чего отвезти-привезти да и самой в уборочную или в посевную…
— Зря вы тогда не согласились переехать в Горбуново. — сказал Анатолий Михайлович. — А то, может, еще передумаете? Найдем подходящую должность.
— Нет уж! — покачала головой Надежда Яковлевна. — Тут буду тянуть. Пока не вытяну. Не всегда ж так будет…
Одно время Черемухово, исходя из государственных интересов, «закрыть» хотели (неперспективная деревня, только районные показатели вниз тянет), потом передумали, а пока думали-передумывали, народ успел разбежаться.
— Многие теперь жалеют, места-то тут больно уж хорошие…
10. Неперспективный район
Хорошо известно, как наше советское государство «закрывало» такие деревни, как Черемухово. В начале семидесятых по всему Нечерноземью опустошительным смерчем прокатилась кампания по ликвидации «неперспективных» (иными словами, ненужных государству сел и деревень). Так, Орловщина в одно мгновение недосчиталась восьмисот деревень. Это в целой области. А у нас на Урале только в одном сравнительно малолюдном Гаринском районе после такой кампании из четырехсот населенных пунктов осталось… тридцать девять. Меньше одной десятой! Но и из этой одной десятой оставалось к 1987 году, когда я приехал туда в первый раз, не более десятка полнокровных сел и деревень, в остальных лишь пенсионеры, где старик со старухой, где две старушки, не пожелавшие покинуть родные места, продолжали еще какое-то время доживать свой век. Из ста с лишним колхозов осталось три маломощных совхозика. И это не в 90-е перестроечные годы, а в пору «развитого» социализма. А «закрывали» деревни и села очень просто: ликвидировали школу, медпункт, почту, торговые точки — и больше ничего на надо было делать, жители сами уезжали кто куда.
Видел я «закрытые» деревни в Талицком и Алапаевском районах. Тягостное зрелище. Но то, что учинили ревнители государственных интересов в Гаринском районе, не поддается никакому осмыслению. Район буквальным образом был разорен, опустошен, словно бы ордами диких завоевателей.
Мне довелось проплыть на катере по реке Тавде, которая широкой извилистой дугой протекает по территории района с юго-запада на юго-восток, отделяя южную, меньшую, но более населенную, если можно так выразиться, ее часть от совсем малолюдной и обширной северной. На всем протяжении томительно долгого пути по обоим берегам, через каждые 2—3 километра, взгляд упирался либо в заброшенные, густо заросшие березняком и бурьяном подворья, либо в черные пепелища. На всем протяжении многочасового пути!
Но властям и этого было мало. В недрах областного управленческого аппарата вынашивались планы «закрытия» вообще всего района. «Гаринский район — это чугунные сапоги на ногах области» — такова была мотивировка.
Ну правда, район «трудный». И поезда туда не ходили, и внутрирайонных дорог почти не было, только катером по реке да вертолетами. И климат здесь намного более суров, нежели в южных, исконно сельскохозяйственных районах области: весна наступает на полторы-две недели позже, а осень — на столько же раньше. Попробуй тут получи сколь-нибудь приличный урожай, если даже в самом южном Талицком районе, как мы видели, каждый центнер зерна дается с великим трудом. Ну да, конечно, если постоянно преодолевать трудности, которые сами же и создаем. А между тем в прежние, не такие уж и далекие — даже, скажем, в предвоенные годы гаринцы получали совсем недурные урожаи хлеба (именно хлеба, а не фуражного зерна, как в благополучном Талицком районе). Так, в военном 1941 году средняя урожайность зерна в Гаринском районе составила 12 центнеров с гектара. Для сравнения: урожайность в «Пионере» в том же году оказалась менее 8 центнеров.