— Как будто сами не знаете, — обронил Анатолий Михайлович.
— Но ведь валовой сбор зерна меньше не станет?
— Больше будет! — убежденно проговорил он.
— Так делайте, как лучше!
Мои собеседники только усмехнулись в ответ, но я и не ожидал другой реакции. Я наперед знал, что не пойдут они против установок: себе дороже станет. Слишком много было вокруг всякого рода контролеров, просто кишмя кишели, да и в самом колхозе наверняка имелись у Крестьянникова недоброжелатели. Один районный прокурор как-то сказал мне, что на любого председателя колхоза или директора совхоза в случае необходимости «хоть сейчас можно завести уголовное дело». Над каждым из них висел дамоклов меч. Потому и молчали в тряпочку.
А у меня внутри все кипело. Но я здесь не был ни начальником, ни подчиненным. Я был никто. Написать в журнал очерк? Уже два написал, о двух уборочных. Ну, может, в какой-то мере и не без моей помощи стало получше с запчастями для комбайнов и автотранспортом для отвозки зерна из-под комбайнов. Но ведь это все полумеры. Да разве в этом дело? Главная беда состояла в том, что хорошими, знающими дело хозяевами и прекрасными специалистами управляли люди, зачастую весьма далекие от истинных нужд производства. Подумать только: заслуженный агроном, орденоносец, член бюро райкома партии, депутат районного Совета Крестьянников не волен посеять на земле своего колхоза («это все колхозное, это все моё…») лишние двести га клевера для того, чтобы колхозные коровы давали больше молока!..
С первым секретарем Талицкого райкома партии Валерием Александровичем Рудаковым я был в хороших отношениях, мы часто встречались по разным поводам, много говорили о насущных делах, нередко спорили. Признаюсь, он мне нравился своим напористым и самоотверженным характером. В последние дни уборочной-84 его было не узнать, так он осунулся и почернел лицом. Он постоянно, днем и ночью, находился там, в буче. После улыбчивого (говорят, даже строгие выговоры провинившимся коммунистам объявлял с улыбкой) Василия Васильевича Малышкина многим в районе показалось, что новый первый секретарь чересчур тяжел характером, чересчур суров и неприветлив. Но вместе с тем человек этот — и тут мнения сходились — обладал «редкостной целеустремленностью и чертовой работоспособностью».
Вот к нему, к Рудакову, я и отправился после описанного выше разговора с Крестьянниковым и Никулиным. Чтобы задать один-единственный вопрос, ответ на который, как мне казалось, я знал наперед.
Но на сей раз ошибся.
— Валерий Александрович, — сказал я, — почему даже заслуженному агроному, орденоносцу, члену бюро райкома партии не разрешается посеять, исходя из его собственных соображений, какие-то несчастные двести га клевера, чтобы получать больше молока и мяса?
Я ждал любого ответа, но только не того, который услышал.
— Понимаете, — сказал мне первый секретарь райкома, — если разрешить это Крестьянникову, то другие скажут: «А мы чем хуже? Тоже захотят вести дела по собственному разумению. А нам, руководителям района, что прикажете тогда делать? Если все колхозы и совхозы будут сами решать, сколько и чего им сеять? Нам-то что тогда остается — сидеть и смотреть на них в окошко?
Как ножом по стеклу. Мне сразу стал неинтересен этот человек. Расхотелось дальше вести разговор. И больше мы не встречались.
Но теперь мне не терпелось задать тот же самый вопрос руководителю более высокого ранга, и по возвращении в Свердловск я попросил об аудиенции заведующего отделом сельского хозяйства в обкоме партии Журухина. И завел с ним тот же самый разговор, что был у меня с Рудаковым. После долгих раздумий Журухин махнул рукой:
— Пожалуй, Крестьянникову можно разрешить! — и при мне связался по телефону с замом председателя агропрома Гусаком: «Степан Иваныч, разрешим Крестьянникову увеличить площади под клевером? Тем более что семена у них свои…»
«Вот как просто!» — порадовался я.
Но сразу Крестьянникову не позвонил, решил немного подождать: вдруг случится заминка, а я раньше времени обнадежу человека. Ведь был только устный разговор с заведующим сельхозотделом, а над ним еще был секретарь обкома по сельским делам В.Н. Романов.
Как в воду смотрел: когда я позвонил Крестьянникову, он сообщил мне, что по решению обкома партии его переводят на другую работу. С повышением: начальником сельхозуправления в соседний район. Прекрасного хозяина — в чиновники. Видимо, другого способа снять головную боль в тот момент не нашли.
Не скрою, плохо я подумал и о Журухине, и о Гусаке и решил на этом поставить точку: Крестьянникова-то уже не вернешь. Но тут случай подвернулся. Позвонил мне главный редактор журнала «Урал» Валентин Петрович Лукьянин и сказал, что они вместе с сотрудником отдела прозы Анатолием Гущиным собираются пойти, по предварительной договоренности, на прием к секретарю обкома партии В.Н. Романову, и если я пожелаю…