Так вот в чем дело! Значит, Скарлетт уехала в Новый Орлеан к этому типу! Его руки стали липкими от пота и на лбу выступила испарина. Он вспомнил Гирда, и усмотрев в нем сильного соперника, запаниковал.
Боже мой, что же делать?!
«Я так и вижу Вас на этом карнавале царицей Клеопатрой в белом хитоне с длинным голубым шлейфом» – перечитал он еще раз строчки, поразившие его в самое сердце.
Я убью его! Я немедленно поеду туда и убью его, если только он посмел к ней прикоснуться! Вторую неделю! Джимми сказал, что Скарлетт находится там уже вторую неделю! Неужели я опоздал! Скарлетт! Нет!
Он резко вскочил со стула и в бешенстве отпихнул от себя шкатулку, так, что она с грохотом ударилась об один из выдвижных ящичков и из нее посыпалось содержимое, раскатываясь по всему столу. Он схватил конверт вместе с письмом и выбежал из комнаты.
– Порк! Порк!
Слуги в это время обедали на кухне, и Порк, услышав тревожный, взволнованный зов хозяина, шустро выскочил из-за стола.
– Что случилось, мистер Ретт? – спросил он, увидев, что хозяин вне себя.
– Порк, вели немедленно заложить карету, я уезжаю! – приказал Ретт.
– Но, мистер Ретт, экипаж ведь не на месте, его взял Фердинанд.
– У нас в доме что, всего только один экипаж имеется?
– Нет, но миссис Скарлетт выезжала только на этом, а другие не трогала, так может они и не исправны, старые-то?
– О, господи! Мне что уже и до вокзала добраться не на чем?
– Может запрячь старую двуколку миссис Скарлетт, она-то легка на подъем!
– Вели запрячь двуколку и побыстрей!
…За время, пока ему пришлось добираться до Нового Орлеана, его душевное состояние достигло предельного накала, и он уже не справлялся со своими расходившимися нервами. В таком напряжении он не мог нормально спать, есть, или хоть чем-то занимать себя во время путешествия.
В самый первый момент после того, как он обнаружил письмо Эдварда Гирда и его охватила ревнивая паника, ему ничто не приходило в голову, кроме мести, и он рисовал себе картины расплаты с этим ненавистным господином, которые нескончаемой чередой бороздили его возбужденный рассудок. Однако после того, как ревнивый порыв, повлекший за собой необузданность чувств, все же прошел, он напряг всю свою волю и обратился к разуму.
Какая чушь, все эти мысли о мести – сказал он себе – поддаться гневному порыву, значит признать свое поражение, и не только в глазах этого Гирда, но и самой Скарлетт. Он представил себе, как будет смешон, если накинется на него с угрозами при ней. – Нет! Ему наоборот следует запрятать все свои гневные чувства куда-нибудь подальше и прежде, чем принять решение, как следует разобраться в ситуации.
Чувства Гирда его совсем не волнуют! То, что он влюблен в Скарлетт, ему совершенно ясно, а вот ее чувства к нему, это совсем другое дело! Главное выяснить насколько он сумел расположить Скарлетт к себе, и, если это так, как далеко зашли их отношения?
А если их отношения зашли далеко? Что он тогда сможет сделать? Что если Скарлетт, окинув его презрительным взглядом, упрекнет за то, что он сам отказался от ее любви и укажет ему на порог?
Боже мой, две недели! За две недели такой человек как Гирд может многого добиться от женщины и даже укротить такую строптивую лошадку, как Скарлетт. Он опытный дипломат, а она сейчас так одинока, что может попасться на крючок и не такому.
Ах, Скарлетт, Скарлетт! – он снова вспомнил ее страстный взгляд, спровоцированный его полуобнаженным телом во время своих занятий на балконе. И тут же представил, что возможно, в этот самый момент, Скарлетт одаривает таким же взглядом Эдварда Гирда, после чего закрыл глаза, и от бессилия заскрежетал зубами.
Вечером корабль прибыл в Новый Орлеан, и пассажиры, сошедшие на берег, смешались с толпою веселых разряженных людей. Карнавальные гуляния, которыми был охвачен весь город, добрались и сюда на портовую площадь, и люди, разодетые в самые невероятные костюмы, расхаживали по ней, распевая песни под аккомпанемент банджо и гитар.
Выбравшись из толпы разряженных людей, Ретт оглянулся по сторонам в надежде увидеть наемный экипаж, чтобы добраться до места, указанного на конверте. Однако поблизости не было видно ни одной кареты. – Черт бы побрал всю эту разряженную публику – подумал он – заполонили площадь, разогнав отсюда все кареты.