До Скарлетт долетел легкий приятный запах жимолости, растущей где-то неподалеку на больничной лужайке, и первый комар закружился над ухом. Теплый, безветренный воздух августовского вечера слегка прорезали звуки лягушачьих трелей, доносившиеся с холмистых берегов персикового ручья, да редкие окрики дремавших на дереве пересмешников неожиданно будоражили слух. Солнце уже почти зашло за горизонт и до наступления сумерек оставалось совсем немного времени.
Но вот, наконец, открылась дверь и из больницы вышел доктор Мид. Он сообщил, что Эшли уже наложили гипс и теперь все желающие могут с ним увидеться. Хью же не стоит беспокоить в ближайшие три дня. – Он должен отлежаться, с таким сотрясением ему необходим покой.
– Доктор, разрешите мне его хотя бы увидеть – умоляюще произнесла миссис Элсинг и глаза ее вновь наполнились слезами.
– Я не буду с ним разговаривать, а только посижу немного рядом.
– Хорошо, Вы можете пройти.
Когда Скарлетт вместе с тетей Питти, Индией и дядей Генри вошли в палату, Эшли сидел на кровати, прислонившись к стене с вытянутой в гипсе ногой. Его лицо было в ссадинах и синяках, особенно левая сторона. Оно было почти все смазано йодом и если бы не белокуро-пепельные волосы, Эшли можно было принять за мулата.
Он поздоровался со всеми и предложил дамам разместиться на стульях для посетителей.
– Ну вот, теперь я буду надолго прикован к постели и доставлю Вам массу хлопот – сказал он и устало улыбнулся.
– Индия, как там Бо?
– Он сейчас у Скарлетт, дорогой, вместе с Уэйдом, но мы с тетей Питти уже перенесли его вещи к себе и тебе не о чем беспокоиться.
– Он может пока пожить и у меня – предложила Скарлетт.
– Уэйд будет очень рад, ведь они так хорошо ладят вдвоем.
– Спасибо, Скарлетт, не стоит волноваться – возразила Индия, – мы с Бо уже обо всем договорились и не надо ничего менять. Пусть лучше Уэйд чаще навещает нас, чтобы Бо не скучал.
Потом Эшли во всех подробностях рассказывал о том, как все произошло, и что теперь на лесопилке полнейший погром. В таком состоянии они с Хью даже не смогли дать указания сторожу, чтобы он заставил рабочих все убрать.
– Эшли, я думаю, что этим вопросом следует заняться мне – предложила Скарлетт. – Я завтра же поеду на лесопилку и все улажу.
– Право, Скарлетт, мне неудобно поручать Вам это – попытался Эшли слабо ей возразить. – У Вас и своих дел по горло. Я как раз хотел обратиться с этой просьбой к дяде Генри, хотя, надо признаться, мне и его не хочется беспокоить. Я даже подумал о том, чтобы все оставить как есть до моего возвращения.
– Нет, нет, Эшли – вмешался в разговор дядя Генри – я с удовольствием помогу тебе, но ты уж, будь добр, не отказывайся и от помощи Скарлетт. Ведь я мало чего смыслю в таких делах и мне следует давать указания на этот счет. А лучше нее, думаю, с этим никто не справится. Могу обещать тебе, что не стану злоупотреблять ее расположением и стараться, по возможности, все делать сам.
Скарлетт долго не могла уснуть в эту ночь, перебирая события минувшего дня. Приятные, согревающие душу мысли о Ретте и его подарке, чередовались с грустными мыслями о том, что случилось с Эшли. Скарлетт понимала, что, вызвавшись ему помочь, она обрекала себя на большую работу, и что ни о каком отдыхе теперь не может быть речи. Она догадывалась, что творится у Эшли на обеих его лесопилках, если он довел до такого состояния склад и знала, что не сможет спокойно смотреть на этот беспорядок, пока все не доведет до ума.
Она знала также и то, что дядя Генри ей не помощник. Он действительно ничего не понимает и ей будет намного легче делать все самой, чем объяснять ему. Да и здоровье у него в последнее время неважное, мучает одышка и радикулит. А недавно он сильно простудился и до сих пор все еще кашляет. Не следует ему в таком состоянии трястись в повозке, разъезжая по лесопилкам.
А как же Тара? Бог с ним, с отдыхом, но Мамушку-то ей увидеть необходимо! – Наверное, придется съездить туда ненадолго, решила она, вот только разберусь, что нужно сделать, прежде всего на лесопилках, обеспечу людей работой дней на пять и вырвусь в Тару хоть на три дня!
– С этими мыслями Скарлетт уснула, и ей приснился сон, который она истолковала как вещий.
Вообще-то она никогда не видела вещих снов, даже когда у нее случались несчастья. Она предчувствовала что-то, но наяву, а вот сны такого рода ей никогда не снились. Скарлетт знала, что многие видят такие сны и потом, после случившегося, понимают, что они были вещими.
Ей приснилось, будто она маленькая девочка лет семи или восьми и у нее случилась какая-то беда, потому что она сидела на кровати в своей спальне и плакала. В комнату вошла мама, встала у порога и стала ее утешать. Скарлетт удивилась, почему мама не подходит к ней и не гладит ее, и не обнимает, а только улыбается и что-то говорит, но так тихо, что Скарлетт ничего не слышит. Она почему-то боялась встать с кровати и подбежать к маме, чтобы кинуться в ее объятия и забыть о своей беде. И тогда Скарлетт стала звать маму к себе, но она не подходила.