— Наверное, нет. Я слишком серьезно все воспринимаю.
Гэрри засвистел какой-то национальный мотивчик — рассеянно и негромко. В середине куплета он пьяно зашатался — и поднял бокал. А затем и слова позабыл.
— Ух ты, смотрите, кто пришел! — завопил Каткарт. — Привет тебе, чужестранец!
Дуг встал — ноги колесом, лицо что дубленая кожа — навстречу смутно знакомой фигуре.
— Эгей, голубчик! — Гэрри протянул руку. — А я думал, ты в Штатах!
— Так я там и был, — непринужденно отозвался Хэммерсли, кивая остальным. — Мне померещилось, отсюда добрый старый национальный гимн донесся. Я и подумал: о, здрасте вам!
— Присоединяйся!
— Да садись уже, ради бога!
Хэммерсли уселся рядом с Шейлой и расстегнул пиджак. Как разительно он выделялся среди группы: он не принадлежал к их числу; он — не турист, он — нечто иное. Естественные ритмы времени, как, скажем, сон, омыли или смягчили лица согруппников. А в рубленых чертах Хэммерсли, в складках его костюма и полосках рубашки, в шелковом галстуке, завязанном виндзорским узлом, читались проблемы успеха и крайних сроков. Со всей очевидностью, этот путешествовал не просто так, а по делу.
— Ну, Шейлочка, как жизнь?
— Ты ему палец в рот не клади! — самозабвенно загомонили все. — Ты с ним, Шейла, поосторожнее!
— Ну ладно вам, ладно! — рассмеялся Хэммерсли. — Дайте парню шанс.
— Я, пожалуй, пойду к себе, — промолвил, поднимаясь, Джеральд Уайтхед.
— Темная лошадка, — пробурчала Вайолет.
— Мы в Англии ненадолго: скоро опять уезжаем, — сказала Шейла Хэммерсли.
— Так вы ж только приехали!
— Туры Кука — они такие, — встрял Борелли. — Но нам нравится.
Луиза коснулась руки Борелли. Тот опять ссутулился в кресле.
— А вот и вы, миссис Каткарт; вы уже вернулись! Ну, как оно?
Судя по ее взгляду, миссис Каткарт, конечно же, заметила, что Луиза нынче разговорчивее обычного.
— У нас с Дугом денек выдался преотвратный.
А всему виной однообразие — плывешь по течению в русле обшарпанных лондонских улиц: знакомые фасады, сырость и грязь.
— Пожалуй, хватит с нас Соединенного Королевства.
— Погоди секундочку, — обратился Хэммерсли к Шейле. — Не убегай.
Бессвязный разговор. Фрагменты.
— Ну, что за сенсация у нас на очереди? — заорал Гэрри. — Еще по рюмочке?
Борелли пожал под столом Луизину руку; Норт и Саша поднялись к себе.
Ночная смена пробиралась на четвереньках по стволу номер три; каска то и дело задевала за потолок. Берт, Вэл, Эдди-бой, Эзра, Кларри, Мик и Лес, все как на подбор — коротышки. Рабочие перебрасывались шутками. Аррррх, эге. (Вот, значит, откуда акцент берется?) Вторая бригада прокладывала рельсы для вагонеток; все подсобляли друг другу, как могли. По скрипу обшивки смутно угадывалось направление к шахте. Электролампы крепились на оптимальном расстоянии друг от друга. Забой, однако, будет освещен ярче, чем греческий полдень. Над головами рабочих политеновая труба диаметром с талию человека обеспечивала постоянный приток прохладного воздуха, а сквозь разрывы и проколы доносилось лабиальное «фсссс» (как в словах «фото», или «философия», или «фырканье»). Вторым источником звука стала нескончаемая капель: вот так прикованный к постели старик давится отсыревшей пищей — и словами. На стенах кирками выбили всяческие непристойности.
Начинаясь от бывшей станции метро в ЕС1, шахта следовала за семнадцатифутовым пластом чистого антрацита, что уводил прямиком на северо-восток, поддерживая Сити — и одновременно подкапываясь под него. Шахта действовала вот уже семь лет. Под Треднидл-стрит и Английским банком она под прямым углом устремилась за недлинной обогащенной частью жилы. А затем свернула на запад: поперечный туннель, известный как ствол номер два, очень богатый, пролег под Квин-Виктория-стрит, под набережной, зарылся под Темзу у моста Ватерлоо и застрял в четырехстах метрах от священного Фестивал-холла. Здесь обнаружилось еще одно многообещающее ответвление. Нежданный обвал вынудил шахтеров отступить, оставляя позади могильный тупик (3.1 жертвы). Этот пробный участок, равно как и тот, что под Английским банком, укрепили и превратили в вентиляционный и вспомогательный колодцы соответственно. Взрывая и копая, отступая и продвигаясь вперед, прокладывая рельсы, а затем — встраивая резиновую ленту конвейера и бытовые удобства, рабочие трудились в стволе номер три денно и нощно, шли прямиком на север, слегка в обход Ковент-Гардена (распоряжение свыше), чтобы взрывные работы, не дай боже, не помешали импортным сопрано. Добравшись до Британского музея и отеля, туннели с размахом удвоились: невидимые невооруженному глазу, сымитировали форму собственного поперечного сечения: π.