Очень скоро строки уже захлебывались общими терминами и бранью. Большинство так и не дочитали обращение до конца.
…вы, флегматичные деспоты, лизоблюды, диктаторы и кунктаторы, идиоты-пьеро, banya, старшие префекты, бесхребетные империалисты, узурпаторы и предатели, ищейки, педики, свинюги, косоглазые крючкотворы, мажордомы, психованный принц Чарминг, однокашник, улыбчивый маркграф, кацик, плацебо, парень, Джек Потрошитель, братец-кролик, треклятые парвеню, мутиллиды, серебряный Орден Чертополоха, чушь какая, мамамуши, лакеи, проверенная информация, галикрондроиды, книгосжигатели, сатрапы, глисты ханжеские, кадаврические комитеты, колонизаторы, синеглазые кросавчеги, пижоны-аристократы, бедолаги, фанакало, нематоды, ересиархи, пигмеи!
— Это же просто слова. Чего кипятиться-то? — проговорил Атлас уже за дверью.
— Ну почему нужно вечно приплетать политику? — пожаловалась Сашина подруга. — Мы ведь на отдыхе!
— По мне, так жалкое зрелище, — торжественно кивнул Дуг.
Они с превеликим облегчением вышли наружу, постояли, огляделись, не отходя, впрочем, от здания: джунгли подступали со всех сторон. Просека была неширокая — крохотный квадратик дерна. Птичий щебет успокоению отнюдь не способствовал. Все равно что стоять на новехонькой почтовой марке незнакомой, чужой страны — страны, что гордится своим безмолвным белым зодчеством. Филип Норт прошелся вдоль изрезанного края прогалины, подергал за листья и пнул какой-то вьюн; Шейла мысленно запротестовала. Чуть потянешь на себя — тут, чего доброго, весь лес на тебя и обрушится.
Чтобы сфотографировать здание, Кэддок приспособил специальный широкоугольный объектив — и все равно вынужден был как можно дальше откинуться назад и наполовину утонул в джунглях; верная супруга поддерживала его под локти. Атлас остался с остальными, а Борелли вышел на поляну и, опираясь на трость, оглядел архитектурный ансамбль.
— Не все так плохо, как ты думаешь, Джеральд. На самом деле, я бы сказал, дизайн вполне себе радикальный. Не забывай, для этих людей прямые линии — сущее проклятие. Они привыкли к формам конусообразным и закругленным.
— Небось какой-нибудь американец расстарался, — пожал плечами Джеральд.
Хофманн поглядел на часы; Луиза промокнула лоб.
— Бред какой! — прошипела миссис Каткарт. — И стоило тащиться в такую даль…
— Право, пойдем уже, а то прям мурашки по коже, — воззвала Саша. — Где наш водитель?
Норт беседовал с водителем чуть в стороне и обернулся.
— Он говорит, что за лишние несколько шиллингов отвезет нас назад другим путем. Вы согласны?
Achchla, снова сидим, а вокруг — лес; до чего же славно дать отдых ногам, откинуться в кресле; а впереди еще немало живописных пейзажей, и в итоге итогов, с приходом сумерек, — отель с холлом, таким знакомым и родным, и стульями, и горчичного цвета ковром наверху, и горячим душем.
Борелли просунул голову между Хофманнами и откашлялся.
— А вы не чувствуете себя здесь, ну, вроде как слегка умалившимися?
Луиза глянула на него — и рассмеялась.
Хофманн даже головы не повернул.
— Да здесь ничем не лучше, чем в той вчерашней шарашке, как бишь ее там.
По другую сторону от прохода Гэрри объяснял Вайолет:
— Прошу прошения, но Африка просто-напросто не мой кусок радости.
— Это вы про вчерашний Музей ремесел? Мне там понравилось. — Борелли неотрывно глядел на Луизу. — А вам — нет?
— Разумеется, нет! — вновь рассмеялась она.
— Если им нужна иностранная валюта, — произнес Кен Хофманн (еще одна длинная фраза на его счету!), — неправильно они к делу подходят.
— Ну, признайте, что сегодняшний спланирован просто отлично. И впечатление он произвел. Мы уезжаем чуть-чуть другими, нежели приехали. Свое черное дело он сделал: в голове завелся червячок. И ничего тут уже не поделаешь.
Тут Хофманн резко развернулся заодно с другими полюбоваться на несущихся галопом жирафов, и Борелли внимательно пригляделся к соседке.
— Тогда что же вас интересует? — спросил он.
Луиза отвернулась и нахмурилась.
— Зачем вы все усложняете? Мы же всего-навсего в отпуске, — улыбнулась она.
Борелли кивнул и откинулся на сиденье.
Автобус мчался по мышасто-бурой равнине от полудня к закату. Линию горизонта прорывали лишь заросли мимозы и нагромождения валунов. Тут и там на полпути взгляд различат возделанные поля, главным образом сладкого картофеля, кое-где — маиса. Эти четко прочерченные прямоугольники — творение человеческих рук — выглядели здесь явно неуместными. Справа показалась деревня.