«Да какое это для меня имеет значение? — попробовала она справиться с собой. — Кто он для меня, этот молодой человек? Всего-навсего тот, кто любит дочку Роншероля!»
А вслух в это самое время дрожащим голосом сказала:
— Бедный, бедный юноша!
Только тогда она смогла заметить, что говорит об этом юноше, об этом совсем чужом, почти не знакомом ей молодом человеке, страдает из-за него так, будто это ее родной сын… Сердце ее было не на месте. Вся ее плоть криком кричала. Но Дама без имени не решилась дальше расспрашивать Мирту, которая рыдала, закрыв лицо руками…
В этот момент отворилась дверь соседней комнаты и вошла Флориза. И ее голос не дрогнул, когда она попросила:
— Мирта, объясните мне, пожалуйста, почему ему грозит смерть и какая смерть…
В комнате дома на улице Тиссерандери находились три женщины, разделенные стеной глухой враждебности.
Для Мари де Круамар Флориза была дочерью Роншероля, виновного в гнусном преступлении, убившем в ней все: любовь, счастье, надежду.
Для Флоризы Мирта была кем угодно, только не сестрой Боревера: влюбленную девушку не обманешь, ее взгляд проницателен.
Для Мирты Флориза была счастливой соперницей.
— Мирта, вы должны рассказать мне, что произошло…
Мари де Круамар задрожала. В голосе Флоризы звучала такая боль, такая неколебимая стойкость.
Мирта вскочила. Ее глаза пылали. Ее слова были полны пронзительной горечи.
— Так знайте же! — воскликнула она. — Ваш отец — больше не узник Шатле. Король вернул его на должность великого прево.
Флориза вздохнула и пошатнулась. Если ее сердце еще билось, она уже этого не ощущала. Мирта неожиданно и оскорбительно расхохоталась.
— Ну, что — поняли? Нет? Хорошо, расскажу… Великий прево встретился с Руаялем де Боревером… Хватило бы одного жеста, одного взмаха руки, чтобы Боревер оказался свободен, чтобы его жизни ничто не угрожало… Но для этого ему нужно было убить вашего отца — убить отца Флоризы! Понятно? Великий прево схватил разбойника и препроводил его в Шатле. Поняли наконец?
Выпалив все это, Мирта упала и снова задохнулась в рыданиях. Флориза не произнесла ни слова. Она не проронила ни одной слезинки. Она повернулась к Мари де Круамар и тихо, ласково сказала ей:
— Прощайте, мадам. Я очень благодарна вам за гостеприимство. Вы меня не любите. Но я… я люблю вас, потому что он вас любил.
Девушка направилась к лестнице — к той самой лестнице, по которой когда-то поднимался ее отец вслед за дофином Франсуа и принцем Анри, которым собирался вручить Мари де Круамар… Она неторопливо, твердым шагом спустилась вниз. Вот только шла она, как сомнамбула, думая при этом:
«Я дала ему слово, и я стану его женой. Я обещала ему умереть вместе с ним, и я умру в ту секунду, как умрет он…»
Мари де Круамар услышала, как за девушкой захлопнулась входная дверь. И тогда ее душа растаяла.
Грудь Дамы без имени вздымалась от сдерживаемых рыданий, а сердце безмолвно кричало:
«Доченька! Доченька! Спаси его!»
Так прошло несколько минут. Собрав всю волю, все силы, Мари де Круамар взяла себя в руки и заставила хоть немного успокоиться.
— Ну что ж, — сказала она громко. — Пусть эта девочка, которая только что вышла отсюда, делает что хочет. Она любит вашего брата. Поверьте мне, она способна спасти его…
— Моего брата… — с горечью повторила Мирта.
— Бедное дитя, — прошептала Мари де Круамар. — Он ведь — вся ваша семья, правда? У вас никого больше нет, кроме брата?
— У меня нет никакой семьи, — мрачно сказала Мирта. — У меня нет никакого брата.
— Нет брата? — пробормотала Мари де Круамар.
— Нет!
— А кто же он вам?
— Во всяком случае, не брат!
Мари де Круамар закрыла глаза, она чувствовала, что кровь отхлынула от ее лица, тяжело застучала в ушах.
— Он ей не брат, — громко сказала она.
— Нет, — подтвердила Мирта.
Мари новым огромным усилием преодолела накатившую на нее слабость, причины которой не могла понять. Впрочем, иногда у нее случались приступы дурноты, и она давно перестала волноваться из-за этих мимолетных недомоганий. Она села напротив Мирты, взяла ее руки в свои, посмотрела девушке прямо в глаза и совершенно естественным тоном спросила:
— Если он вам не брат, то кто же? Кто он вообще такой?
Мирта собралась было ответить, но в эту минуту в комнату вошел Жиль. Бывший тюремный надзиратель Тампля, ставший теперь пожилым человеком лет шестидесяти, казался очень взволнованным.
— Мадам, — сказал он с порога, — только что я, как обычно, обошел все вокруг, и у меня есть важные новости. Роншероль на свободе. Он снова — великий прево и…
— Оставь нас одних! — закричала, не слушая его, Мари де Круамар. — Оставь нас одних!
Жиль очень удивился и минутку помолчал, стоя с открытым ртом. Потом снова решился заговорить и, покачав головой, продолжил:
— И вот что, мадам, мне удалось выяснить. Великий прево хочет узнать, откуда взялся призрак в ту ночь, когда он приходил сюда с маршалом де Сент-Андре…
— Оставь нас! Да оставь же нас в покое! — кричала Дама без имени, по блуждающему взгляду которой было понятно, что она ничего не слышит и не хочет понимать. — Уйди, пожалуйста! Уходи!
— Мадам! Мадам! Вам надо срочно спасаться бегством! Надо бежать отсюда!
— Уходи! Уходи! Неужели ты не понимаешь, что нам надо поговорить о…
Жиль, снова покачав головой, вышел.
— Мадам, — застенчиво заметила Мирта, — но ведь то, о чем только что хотел сказать ваш слуга, это и впрямь…
— Да что он такого мог сказать? — удивилась Мари де Круамар. — Ладно, — уже более жестко продолжила она, — говорите же наконец, вы же видите, что я сгораю от нетерпения.
Мирта вздохнула и стала рассказывать:
— Боревер действительно мне не брат. Правда, мадам, заключается в том, что нас обоих воспитывала моя матушка Мирто и что мы выросли вместе. Поэтому с самого раннего детства я могла считать его братом и на самом деле считала до того дня, пока не заметила, что моя нежность к нему вовсе не похожа на сестринскую. Впрочем, даже тогда, когда я вспоминаю самые далекие времена, мне кажется, что я всегда знала и понимала, что он не брат мне. А умирая, матушка открыла мне правду, она сказала, что нас с Руаялем не связывают никакие родственные узы. Вот и все…
— И все? — повторила Мари де Круамар со вздохом, выдававшим мучительную боль.
Она-то чувствовала, что это далеко не все! И Мирта продолжила рассказ:
— Вы спрашивали меня, кто он такой, мадам… Не знаю. Моя мать тоже не знала. И ни ее, ни меня никогда это не беспокоило. Все, что нам было известно, — это что он родился при весьма печальных обстоятельствах…
Мари де Круамар опустила глаза и сжала руки. Ее нервы были натянуты, как струны. А Мирта между тем добавила:
— Руаяль де Боревер родился в тюрьме…
Мирта не заметила, что при этих словах Даму без имени бросило в дрожь, что ее охватило непонятное для девушки волнение. Она все говорила и говорила:
— Кажется, его появление на свет было весьма нежелательным для некоего очень знатного и могущественного господина, потому что младенца сразу же, как он родился, должны были отдать палачу. Вроде бы дело было в том, что мать Руаяля считали колдуньей. Все это чистая правда, мадам, если не верите, могу поклясться спасением моей души! Обо всем этом рассказал когда-то моей матушке тот самый человек, которому было поручено отнести ребенка палачу. Его звали Брабан-Брабантец, и он сам подтвердил бы вам все, что я сказала, если бы еще жил на этом свете…
Мари де Круамар встала. Мирту страшно удивило ее преобразившееся лицо. Теперь его благородные черты не искажало отчаяние, наоборот, каждая черточка излучала ослепительное счастье. Казалось, что Даму без имени окружает сияние, и Мирте, которую охватило какое-то почти религиозное чувство, захотелось броситься перед ней на колени, как перед святой.
Мари хотела было пойти в ту комнату, куда удалился Жиль, но она почувствовала, что силы оставили ее, что она не способна сделать и шага. Тогда совершенно изменившимся, звонким, молодым голосом она позвала: