В эпоху, о которой идет речь, вера в скрытую власть звезд над человеком вовсе не свидетельствовала об интеллектуальной отсталости – напротив, была важной составляющей гуманистического мировоззрения. Ведь ренессансное общество отнюдь не являлось гармоничным: Реформация, последовавшие за ней религиозные войны, варварское истребление коренных народов Центральной и Южной Америки стали частью мучительного процесса рождения новых общественных отношений. Так что было бы по меньшей мере нелогично ожидать логической цельности и непротиворечивости от философии «переходного периода» XV–XVI веков. Каждый интеллектуал Возрождения, считавший себя ученым, обязательно отдавал дань магии. В своей работе «Магия и астрология в культуре Возрождения» известный французский культуролог Эжен Гарэн пишет: «Чтобы адекватно оценить значение темы магии на заре культуры Нового времени, следует прежде всего иметь в виду, что она, будучи распространеннейшим мотивом и в эпоху Средневековья, теперь выходит из подполья культуры и, приняв новый вид, становится общей для всех великих мыслителей и ученых, которыми она как бы освящается; при этом все обязаны ей импульсом, даже… если они, как Леонардо, ведут резкую полемику против нелепых ревнителей практики некромантов».[12] Для Марсилио Фичино магия играла важнейшую роль; Пико делла Мирандола посвятил ей горячую апологию; Джордано Бруно оставил после себя целый ряд магических сочинений. Именно магии, а не науке, отводилась роль главного инструмента познания и изменения жизни. Память об этом сохранилась в титаническом образе доктора Фауста – вспомним, что Освальд Шпенглер назвал «фаустовской» всю европейскую культуру.
В противовес позитивизму XIX столетия Возрождение не разделяло науку и магию, объединив их понятием «тайных наук», к которым относилась и астрология. Быть может, астрологическим и астрономическим трудам действительно нет места на одной полке, хотя еще в XVII веке Иоганн Кеплер придерживался иного мнения. Но столетием раньше в глазах Нострадамуса и его коллег-современников не было принципиальной разницы между астрологией и астрономией, наукой и магией – та и другая служили идее преобразования Земли, установлению гармонии природы и человека.
Итак, в своде знаний эпохи Возрождения астрология имела статус официальной науки. Она была седьмым из свободных искусств, преподававшихся на гуманитарных факультетах. В астрологии различалось три основных направления: юдициарная астрология, которая определяет влияние светил на людей, естественная астрология, изучавшая их воздействие на земные стихии, и сферическая астрология или астрономия, которая мало-помалу выделялась в самостоятельную науку. Эрудиты вели оживленные дискуссии по поводу границы между первыми двумя направлениями и третьим, претендующим на самостоятельность. Франсуа Рабле устами Гаргантюа, наставляющего своего сына Пантагрюэля, вроде бы отвергал астрологию: «…изучи все законы астрономии; астрологические же гадания и искусство Луллия пусть тебя не занимают, ибо все это вздор и обман». Однако все не так просто.
Юдициарная астрология, в свою очередь, разделялась на два аспекта. Первый, медицинский, принимался практически безоговорочно всеми учеными. В самом деле, в системе натурфилософии Возрождения, озабоченной поиском аналогий между «макрокосмом» (Вселенной) и «микрокосмом» (человеком), было естественно предположить, что звезды могут влиять на человеческий организм; таким образом, требовалось изучить планетные конфигурации, чтобы поставить правильный диагноз и выбрать оптимальный курс лечения. Другой аспект юдициарной астрологии – гадательный, с помощью которого пытались предсказывать будущее. Именно такую астрологию (более того – упрощенное, популярное ее применение) отвергал Франуса Рабле, сочинивший в 1533 году очень удачную пародию на астрологический альманах. Но сарказм его не был нацелен на научную, особенно медицинскую астрологию. Это всего лишь естественное раздражение ученого, уверенного в ценности астрологического знания и раздосадованного злоупотреблениями, способными обесценить его в глазах мыслящей публики.
А таких злоупотреблений было и в самом деле много – предсказательная астрология оставалась очень популярна, и астрологи (а также книгоиздатели) спешили нажиться на ней. В зажиточных семьях вошло в обычай при рождении ребенка заказывать его гороскоп. Здравомыслящий Эразм Роттердамский в своем трактате «О достойном воспитании детей с первых лет жизни» вдоволь посмеялся над этой «звездной одержимостью»: «Едва округляются животы их жен, как они посылают за составителем гороскопов: родители спешат узнать, будет ли их будущее чадо мальчиком или девочкой. Они хотят знать и его судьбу. Если астролог заявил, что, согласно гороскопу, их отпрыск будет удачлив в войнах, они говорят: „Мы направим его к королевскому двору“. Если прочит церковную стезю – „Мы подыщем ему епископство или богатое аббатство; мы сделаем из него прево или настоятеля“».
Даже монархи активно стремились обеспечить себе астрологический «сервис» со стороны одного или нескольких звездочетов, вопрошая их об исходе войн и переговоров, о своем здоровье, о будущем других государственных деятелей – как соперников, так и союзников. Во Франции «астрологическая» статья расходов появляется впервые в 1451 году; королевские астрологи получали ежегодное содержание от 200 до 240 ливров. Астрологом Карла VIII был знаменитый Симон де Фар, располагавший в своем доме в Лионе библиотекой в 200 томов по оккультным наукам, среди которых были, в частности, ценнейшие арабские сочинения. Екатерина Медичи, помимо контактов с Нострадамусом, постоянно держала при дворе многочисленных итальянских магов и астрологов. В самой же Италии астрологи занимали официальные посты при дворах, в том числе и папском, уже с XIII века. В письме от 30 декабря 1535 года, направленном из Рима епископу Жоффруа д'Эстиссаку, Франсуа Рабле писал: «…никогда еще Рим так не отдавался этой суете и гаданиям, как ныне».