После революции 1917 г. красные занялись прежде всего подрывом мощнейшей мировой державы изнутри, а после того, как обрели некоторую независимость, стали делить власть. Они быстро поняли: чтобы удержать власть, нужно расправиться не только с белыми, но и с церковью. Выбить из-под ног нации историческую почву и одновременно избавиться от заграничных хозяев. Впрочем, просто уничтожить христианское православие, уничтожив РПЦ, долго не удавалось, но в сочетании с уничтожением русского народа дело пошло гораздо интенсивнее. Опасающийся расправы необразованный, невежественный рабочий или крестьянин был склонен скорее взять вручаемую ему под красным революционным знаменем винтовку, чем задуматься над тем, почему без «белой сволочи» стало хуже жить. Уничтожаемое кулачество, эту основу русской глубинки, кормившую все население страны, «красный боевик» заменить в ближайшие годы не сможет, но не потому, что не захочет – ему не дадут такой возможности. Да и не могло быть гражданской войны без голода, что прекрасно понимал Ленин. Борьбу же с религией он начал для окончательной деморализации русского рабоче-крестьянского люда, ни на минуту не забывая принцип «разделяй и властвуй». Поэтому нет ничего удивительного в том, что самого вождя революции ждал такой же бесславный конец, как и подкошенную им старую Россию – преждевременное и мучительное угасание, сопровождаемое сожалением о том, что все могло бы быть гораздо лучше… Теперь же смерть Ленина, мучительная и долгая, вполне увязывается с двумя последними строками.
Проверю весь катрен.
1. «Кто (который) откроет памятник (склеп) найденный». Ленин отдавал официальные приказы на вскрытие мощей святых. Мощи преподобного Серафима Саровского, как известно, только обрели вновь, незадолго до святотатства социалистов.
2. «И сразу же быстро не закроет его». После того, как народу было предоставлено ограниченное время, чтобы проститься с мощами, их уничтожали представители советской власти.
3. «Боль (болезнь) ему (к нему) придет, и не сможет доказать». К 1919 г. вождь революции был уже совсем плох, и вряд ли вследствие действия яда из пуль, которыми поразила его якобы эсерка Каплан в конце лета 1918 г. Медицина тогда принадлежала чекистам, а ЧК принадлежала известно кому. Поэтому, несмотря на передовую медицинскую «помощь», Ленину не удалось пережить 1920-е гг., какой бы там ни была точная дата его смерти.
4. «Лучше должен быть Король Бретонский или Нормандский». Последняя строка, собственно, доказывает, что катрен относится к преступлениям Ленина, его переписке с западными заправилами и его бесславному концу. Эта двойственность – «Король Бретонский или Нормандский» – указывает на неопределенное, «подвешенное» состояние Ленина между двумя государствами. Для Германии он был иностранным политическим «диверсантом», заброшенным в другую страну, а для России – заграничным ставленником, совершенно чужим человеком, не способным задуматься о благе для страны, в которой его с помощью зарубежного капитала, кровавого террора и грязных политтехнологий подняли на вершину власти. Отсюда «Бретония» – Германия, а «Нормандия» – Россия. Впрочем, нити внутригерманского заговора одной крупной этнической (и политико-экономической) преступной группировки времен 1МВ тянутся еще и в Лондон, так что «Нормандия» может быть Англией.