Весы предоставили много парадоксов и крайностей, этот знак – один из самых трудных для понимания. Это первый знак, у которого нет ни животного, ни человеческого символа, если не считать того, что держит эти весы богиня Фемида. Ее часто изображают женщиной с завязанными глазами. Но слепа она должна быть, казалось бы, только в смысле внешнего, предметного взгляда, чтобы внутренний, интуитивный взгляд мог яснее увидеть суть вещей для торжества справедливости. Не нужно упускать из виду, что Фемида первой получила Дельфийский оракул от матери Геи, который потом передала своей сестре Фебе, а уже та вручила это прорицалище своему внуку, всевидящему Аполлону. Однако повязка на глазах Фемиды у древних – не случайность: государственное (в мифе – божественное) правосудие действительно часто допускает ошибки, и потому во все времена у всех народов обычно воспринимается как несамостоятельный элемент общества, как орудие в руках власть имущих, которое постоянно вынуждено впадать в слепоту, чтобы игнорировать преступления своих хозяев. Прежде чем поймать эриманфско-го вепря, Геракл веселился у Фола и пил крепкое вино. В тот момент он был полон праздничного настроения, он жаждал удовольствий и находил их. Но попойка кончилась трагедией: один кентавр умер из-за необдуманного применения Гераклом оружия, а другой начал искать избавления от бессмертия, чтобы также умереть. В процессе охоты на вепря ситуация прямо противоположная: сначала был трудный поиск, изготовление ловушки, часы ожидания, а потом успех и радость от достижения цели. Таким образом, для Геракла чары наслаждений должны были рассеяться прежде, чем была предпринята важная попытка по достижению самообладания, то есть покорения вепря. Обрывается веселье Геракла весьма жизненным примером – тяжкими последствиями пьяного дебоша. Подъем Геракла на заснеженную гору после этого символизирует тяжелые мысли и груз на душе, сравниваемые с похмельем и всегда сопутствующие похмелью.
Вторая половина этой истории показывает, что настоящего веселья, не вызванного искусственными раздражителями, можно достичь только успешным трудом. Повторение необдуманного применения оружия, как в Деве, необходимо для роста сознания Геракла. Ранее он узнал ценность женщины, теперь в полной мере познал ценность друга, хотя и вновь за счет убийства. В первом подвиге у него еще не было многих чувств, чтобы объективно оценить потерю своего друга-человека. Убийства тех, кого ценишь, неизбежно ведут к появлению отвращения к применению оружия, и дальше Геракл не применяет грубую силу, чтобы поймать вепря. Он расставляет ловушку и предоставляет зверю самому попасться в нее. Когда животное оказалось в западне, Геракл воспользовался ситуацией, избежав таким образом тяжелейшей погони и не потратив сил больше, чем было нужно. Теперь он стремится достичь цели гибко, с наименьшим насилием. Впрочем, чуть ранее стрельба из божественного оружия «по пьянке» и после всего толкание ногами связанного вепря указывают на все еще «деревянного», неотесанного Геракла, по-прежнему далекого от божественного образа. В Весах, на полпути к Олимпу, Геракл разрывается на части. Тут имеется расхождение, разрыв между увиденной целью и достигнутой; он стоит между конкретным и абстрактным, пытаясь их соотнести. Он колеблется между этими двумя мирами, чтобы достичь понимания, которое включает и высшее и низшее, хорошее и плохое, возвышенное и незначительное. Позади Геракл должен оставить беззаботное веселье, недоступное царям, а впереди его ждут бессонные ночи бесконечного напряжения и неустанной борьбы, непрерывный контроль за подчиненными, по отношению к которым требуется постоянное «помыкание», что греки очень точно изобразили в виде «транспортировки» связанного вепря.