И, затем, акцент картины — это письменный стол. С уроками Зейна на его поверхности и с футболкой Лиама, беспардонно висящей на спинке стула. Ему нравится, что стол единственный предмет в комнате, который они делят, и что у них свои способы пометить его.
Эта работа далась ему практически без труда, в отличие от Лиама.
- Что ты пытаешься нарисовать? - спрашивает Зейн, и тот пожимает плечами.
- Не знаю. Разве это важно? Помнишь, как я пытался нарисовать корзину фруктов? Она выглядела так, словно я рисовал пальцами.
Это правда. Это был сгусток кривых разноцветных клякс внутри большой разноцветной кляксы. Эта работа была однозначно самой худшей в группе, и Зейн смеялся, пока Лиам не покраснел как рак, после чего Малик замолчал, чувствуя себя сволочью. Но изображение вовсе не было похоже на корзину фруктов, которой вдохновился Лиам. И он прав: это было похоже на работу ребенка.
- Может, в этом и есть твоя проблема, - медленно произносит Зейн. - Может, всё дело в том, что ты слишком стараешься что-то скопировать?
- Тогда, что ты предлагаешь? - морщится Лиам. - Просто импровизировать?
- Нет, - Зейн качает головой и слезает с кровати, чтобы сесть рядом с Лиамом на газету. - Просто… это не обязательно должно быть на что-то похоже, понимаешь? Ты всё пытаешься нарисовать или слепить что-то определенное, но в искусстве это не всегда работает. Иногда тебе нужно просто почувствовать, знаешь? Просто делай и не волнуйся о конечном результате, и может получиться в миллион раз лучше, чем если бы ты думал.
Лиам выглядит совершенно потерянным.
- Я понятия не имею, что ты только что сказал.
Зейн закатывает глаза и тянется за кисточкой и красной краской, выдавливает немного на газету, макает кисть и вручает Лиаму:
- Просто рисуй, не задумываясь.
- Ты хочешь, чтобы я просто рисовал? - уточняет Лиам. - Без единой мысли в голове? Без наметок?
Зейн кивает:
- Просто ляпай. Кому какая разница? Рисуй так, как ты хочешь. Используй цвета, какие захочешь. Рисуй руками, если хочешь. Если ты пытаешься нарисовать мазню, то никто не сможет тебя осудить за то, что картина выглядит, как мазня, ведь это и было целью.
У него чувство, что чем больше он говорит, тем растеряннее выглядит Лиам. Но он наблюдает, как тот неуверенно подносит кисточку к холсту и затем проводит длинную, диагональную красную линию. Доведя, он снова смотрит на Зейна.
- Теперь что?
- Можно, я помогу? - спрашивает Зейн. Лиам согласно кивает, поэтому он открывает синюю, зеленую и желтую краски, выдавливает понемногу каждой на газету и берет другую кисть.
- Просто рисуй, Лиам.
Лиам рисует, а Зейн помогает. Брюнет придерживается темных цветов: синего, бордового и кирпичного. Пейн отдает предпочтение ярко-желтому и салатовому. Зейн небрежно скользит кистью по холсту, смешивая свои цвета с цветами Лиама. Тот использует осторожные, неуверенные движения. И, в конце концов, Зейн берет кисть за щетину и брызгает ярко-красным на всю картину.
- Ты просто…
- Да, - радостно говорит Зейн. - Я же сказал, это не имеет значения. Просто делай то, что, по-твоему, будет красиво смотреться, а если не будет… что ж, какая разница?
Кажется, Лиама это только радует. Он макает кисточку в желтый, брызгает на весь лист, а затем, используя чистую кисть, смешивает разные части рисунка, образуя радужную смесь. Когда на холсте не остается ни единого чистого участка, Зейн откладывает кисточку и улыбается их творению.
- Ну… - говорит Лиам.
- Ну, - соглашается Зейн.
Получилось… довольно интересно. Нельзя сказать, что отлично, но и не плохо. Это мазня. Но если рассматривать как абстракцию, то, возможно, кто-то посчитает ее интересной. Мазня, которую будут интерпретировать, как многозначительную и глубокую, ведь именно это делают люди с искусством, даже если художник не имел такой цели. Однако цвета плавно переходят от одного к другому. И отлично смотрится то, как они использовали разный подход к картине, так как создается впечатление, что одна половина её борется со второй: одна — яркая, жизнерадостная, вторая — темнее.
- Мне нравится, - решает для себя Зейн.
- И мне тоже, - признается Лиам. Он аккуратно поднимает картину и прислоняет ее к комоду, чтобы она высохла. А затем он плюхается обратно на газету, собирает пальцем немного зеленой краски и проводит по щеке Зейна.
Малик открывает рот от неожиданности, подносит руку к лицу, чтобы потрогать то место. Краска холодная, и кончики его пальцев стали зелеными, что означает: это действительно произошло. Лиам только что измазал его краской.
- Какого черта?
Лиам хохочет и немного откидывается назад, упираясь руками в пол.
- Ты бы видел свое лицо, - произносит он сквозь смех. - Ты так… и зеленый…
Зейн макает всю ладонь в красный и проводит ей по футболке Пейна.
- Ты бы видел своё лицо, - передразнивает он, и теперь очередь Лиама бесшумно открывать рот.
- Я же не трогал твою одежду! - возмущается он. - Это же теперь не вывести!
- Ты первый начал, - напоминает ему Зейн. - В следующий раз не начинай того, что не сможешь закончить, Лиам.
Наверное, не надо было этого говорить. Лиам садится, пробегает руками по красной, зеленой, желтой краскам, полностью вымазывая ладони, и затем хлопает ими Зейну по ногам. Когда он поднимает руки, на их месте остаются идеальные радужные следы ладоней, украшающие джинсы Малика.
- Ты труп, - предупреждает Зейн, намереваясь схватить ближайшую бутылку краски, да только Лиам добирается до нее первый, снимает крышку и выливает всё содержимое на брюнета. Краска стекает по плечу, что-то попадает в волосы, одежда полностью испорчена. Он точно никогда это не выведет. - Лиам!
- Тебе идет этот цвет, - ухмыляется Пейн. - Мне нравится голубой.
Зейн кидается на него, прижимая к газете. Однако Лиам сильнее его, и буквально через секунды он оказывается снизу, размазывая спиной краску под собой. Лиам нависает над ним, чтобы не раздавить, и улыбается. Это больше не ухмылка - нет злорадства и ехидства. Это просто веселая, невероятно счастливая улыбка.
Зейн ощущает эту улыбку, когда Лиам целует его. Он делает это мягко, нежно, едва касаясь губами. И его глаза закрыты, ресницы щекочут щеки Малика. И Зейн поддается, слегка наклоняет голову в бок, раскрывает губы. Но в этом нет пыла. Нет злости или чего-то еще, обжигающего изнутри. Есть только приятное, разливающееся тепло, которое заставляет пальцы на ногах сжиматься, когда язык Лиама осторожно изучает его рот.
Отстранившись, Лиам внимательно смотрит ему в глаза, после чего возвращается к делу, в этот раз немного наглее припечатываясь к губам Зейна, но не доходя до привычной им, болезненной и практически агрессивной степени. Никто не тянет за волосы, не царапает, не толкает. Лиам поднимает ладонь, прикладывает к щеке Зейна, большим пальцем размазывая зеленую краску по его щетине.
Малик толкается бедрами вперед, требуя продолжения, если уж всё идет к этому. При этом он издает низкий звук, на случай, если Лиам не понял намека, и тот отстраняется, но лишь на секунду.
В этот раз его губы скользят по щеке, которая не в краске. Зубы тоже участвуют, но это скорее легкое покалывание в отличие от привычных грубых, резких укусов.
- Боже, ты такой… - Лиам замолкает, предпочитая уделить внимание его шее.
- Раздражающий? - помогает Зейн. - Или… как ты там говорил, приводящий в бешенство?