- О чем поговорить? - осторожно спрашивает Зейн, стараясь сохранить нейтральный тон.
Лиам пожимает плечами:
- Да так. Я возьму номер у Найла и напишу тебе.
Зейн собирается отказаться, но у него нет на это причин, правда? Никаких, кроме тяжелого груза на сердце.
- Ладно.
Лиам кивает, а Зейн берет айпод и включает музыку, чтобы сделать вид, что не обращает на парня никакого внимания в то время, как они ждут начала собрания. Но у Зейна никогда не получалось игнорировать Лиама, и данный случай — не исключение. Особенно когда тот встает с кровати абсолютно голым. Кое-где на его коже еще осталась краска — небольшие пятна, напоминающие о случившемся. Он направляется к комоду, и Зейн закусывает губу и намеренно не смотрит на его зад, да только… ладно, он смотрит. Черт.
Лиам медленно надевает трусы. Он делает это, не торопясь, натягивает по ногам, завершая процесс, слегка дернув бедрами. Зейн прищуривается, наклонив голову набок, а Лиам хватает джинсы, делает всё по той же схеме, кропотливо застегивает пуговицу. Он остается без футболки, возвращается к кровати, падает на нее, берет со стола телефон и затем просто лежит так на боку, приподнявшись на локте, с нелепым видом.
До нелепого сексуальным видом, но Зейн не хочет об этом думать, поэтому он встает с кровати и, оставив наушники в ушах, выходит из комнаты.
Когда Зейн приходит к Луи и Гарри, они все еще спят. Луи открывает ему в одной из футболок Стайлса (кажется, его, но они так часто носят одежду друг друга, что уже невозможно определить, где чья) и в боксерах, сонно потирая глаза.
- Чего тебе? - вздыхает Томлинсон. - Что ты хочешь? Еще слишком рано, чтобы я был приветлив с тобой. Зайди попозже.
Зейн все равно заваливается в комнату. Гарри лежит в кровати, едва проснувшись, тоже потирает глаза, как и Луи. Только в отличие от Томлинсона он слабо улыбается Зейну и не пытается его выгнать. Поэтому Малик ложится рядом с ним, забираясь под одеяло.
Постель Гарри пахнет его хозяином — тем одеколоном, что он пользуется каждый день, и совсем отдаленно плюшками (странно, но вкусно). Зейн утыкается лицом ему в грудь и вдыхает, а Гарри только гладит его по спине, даже не спрашивая, что он делает, почему Зейн и пришел к нему, а не к Томлинсону. Луи бы спросил, а Гарри просто инстинктивно утешает и дает ему время собраться с мыслями.
- Я не должен был спать со своим соседом, - стонет Зейн ему в грудь.
- Это точно, - соглашается Гарри.
- Кажется, он мне нравится, - Зейн отстраняется, глядя на Гарри умоляющим взглядом, словно просит того сказать, что это неправда — Лиам не может нравиться Зейну. Нет. Невозможно. Непостижимо.
Но Гарри лишь сочувственно кивает:
- Мы знаем.
- Как это произошло? - спрашивает Зейн. - Как я позволил этому произойти?
- Не думаю, что у тебя был выбор, - доносится голос Луи с другой кровати. - В принципе, Зейн, он отличный парень, если узнать его получше. И, блять, он же шикарный. Как с обложки «GQ».
- Не усугубляй, - ворчит Зейн. - И я его ненавижу, ты забыл? Ненавижу. Я боюсь другого. Что будет, если я перестану его ненавидеть? Тогда что?
- Вы уже трахаетесь, - замечает Луи. - Вы на полпути к этому.
- На полпути к чему?
- К отношениям.
Зейн вскакивает с кровати и несется к двери. Отношения с Лиамом. Господи, он даже думать об этом не может. Даже если он… нет. Он не может. Этого не может произойти. Ничего не выйдет. И возможные перемены в чувствах Зейна не означают, что у Лиама они тоже произошли. С чего вдруг? Да что Зейн может ему предложить, кроме секса?
Ничего.
- Не уходи, - кричит Гарри ему вслед. - Зейн!..
Брюнет захлопывает дверь и почти возвращается к себе, но в конце концов проходит дальше по коридору, решив выйти на улицу и покурить. Он звонит Донье и просит заехать за ним пораньше. Она должна была забрать его не раньше пятницы, но ему нужно домой прямо сейчас.
- Я смогу подъехать к девяти, - говорит она. - Подойдет?
Зейн морщится. Это значит, что ему все еще придется пойти на Рождественскую вечеринку, но, по крайней мере, он сможет слинять пораньше.
- Да, подойдет. Спасибо.
- Ты в порядке? - ее голос слегка неуверенный, словно она боится, что он разозлится на нее за этот вопрос.
У них с Дон всегда были сложные отношения. О других сестрах он ужасно печется. Он любит их больше жизни. Но для неё он всегда был чудаковатым младшим братом, а она — стервозной старшей сестрой с надоедливыми друзьями, которые никогда не давали ему смотреть по телику то, что он хотел. Но он все равно ее любит, а она — его. Они просто заботятся друг о друге не так, как о других сестрах.
- Я в порядке, - говорит Зейн. - Просто хочу домой.
- Ладно, - сестра не настаивает, и он знал, что она не станет. - Но не вздумай собираться там целую вечность, ладно? И я не буду возвращаться по шесть раз только из-за того, что ты забыл учебник или еще какую-то хрень.
- Не буду, - улыбается он.
- Ладно, хорошо. До встречи.
После этого разговора он чувствует себя немного лучше, но внутри все еще что-то ноет. Эти эмоции просто душат его, требуют, чтобы он их чувствовал. Он не хочет чувствовать ни их, ни что-то другое. Он хочет вернуться в то время, когда они с Лиамом ненавидели друг друга. Еще до секса, потому что секс в итоге приводит к чувствам, правда? Так всегда случается в подобных ситуациях. Кто-то понимает всё не так, как надо, начинает чувствовать нечто большее, и всё катится под откос.
Но затем он вспоминает ощущение губ и рук Лиама на своём теле, и искренне раскаяться в чем-то не выходит.
__
Зейн приходит в аудиторию с небольшим опозданием, но так он и планировал. Все уже внутри и расставляют работы. Миссис Кэнсингтон («Пожалуйста, называйте меня Мэлери», - сказала она им вначале первого занятия) подходит к нему, как только он показывается в дверном проеме.
- Зейн, тебе правда стоит подумать о том, чтобы посещать мои занятия в следующем году, - говорит она. - Ты очень талантливый и подаешь большие надежды.
- Спасибо, - бормочет Зейн, уже углядев Лиама. Тот стоит на другой стороне комнаты и пытается установить свою картину на одном из выставочных столов.
- Особенно мне нравится контраст, - продолжает она, не замечая, что он чувствует себя некомфортно. - Насколько личным ты это сделал. Мельчайшие детали ваших жизней с соседом.
- Спасибо, - снова говорит он.
- Кстати, очень похоже на работу Лиама, - добавляет она.
- Правда? - хмурясь, спрашивает Зейн, потому что их картины не похожи. Абсолютно.
Но она серьезно кивает:
- Две противоположности, которые встречаются на середине. Конечно же, у него абстракция, а у тебя — конкретика, но всё равно. Очень интересно наблюдать, как вы взаимодействуете.
- Э-э… - Зейн проводит рукой по волосам. Ему не хочется об этом говорить. - Мне, наверное, нужно пойти выставить свою картину?
- Да, конечно! - тут же отвечает она. - Рядом с картиной Лиама, мне кажется, они будут отлично смотреться вместе. Но серьезно, Зейн, подумай над тем, чтобы ходить на мои занятия. Я буду очень тебе рада.
- Я подумаю, - обещает он, лишь бы поскорее уйти.
Зейн идет за своей картиной в конец аудитории, где оставил ее высыхать несколько дней назад. Она выглядит так, как он и помнит: точная копия их комнаты с росписью белой краской в нижнем правом углу. Он осторожно несет ее к столу, возле которого стоит Лиам, рассматривая свою работу.
Вчера они испортили его картину своими забавами, но… Зейну кажется, так даже лучше. Хоть и воспоминания о том, как этот размазанный отпечаток попал на холст, заставляют его щеки заливаться краской. Зейн ставит свою картину рядом, и он правда не видит, в чем же они похожи, ну да ладно. Он не учитель ИЗО, так что…