Луи представил себе, как будет гоняться за Брайаном с копьем в руке и засмеялся.
— Ты не посмеешь запретить Брайану заходить к тебе в спальню, — сказала Лотти.
— Еще как посмею!
— Когда любишь супруга, не отказываешь ему.
— Мы сейчас говорим не о любви, а о самосохранении. Я буду любить Брайана, но по-своему. Это будет любовь изысканная, не имеющая ничего общего с любовью грубой, плотской. Но ты, — Луи коснулся щеки сестры, — возвышенной любви не узнаешь. Лорд Стайлс обойдется с тобой, как с последней крепостной, которая уступает его домогательствам только потому, что приписана к его землям и считается его собственностью. Он прикажет тебе, и ты не посмеешь отказать ему. У графа властный характер, и он берет все, что захочет.
— Матушка говорит, что пройдет совсем немного времени, и мне не покажется неприятной мысль оказаться с ним в одной постели.
— Она так считает? — Луи скептически изогнул бровь и задумался. С малых лет его интересовало все, что связано с постелью.
— Я знаю, мы будем счастливы в браке, — прошептала Лотти.
— Что ж, если ты твердо решила выйти за него и если он не будет тебя обижать, я попытаюсь привыкнуть к нему, — вздохнул мальчик и добавил: — При всем том, когда мне прийдется увидеть вас вместе, я всякий раз буду благодарен за то, что сам не вышел за Стайлса.
Слова Луи озадачили Лотти, однако, она поняла, что брат не имел в виду ничего дурного.
— Уверена, ты полюбишь Гарри как брата. Это все, о чем я мечтаю и прошу. Если лорд Стайлс возьмет меня в жены, я бы хотела видеть у нас в гостях тебя и Брайана, так что, пожалуйста, не настраивай Стайлса против себя.
— Кажется, его раздражает даже мой вид, — сухо заметил Луи.
— О чем это ты? Уж не натворил ли ты чего-то, что могло рассердить его?
— Ты же знаешь: альфы бегут от меня, как черт от ладана, — усмехнулся Луи.
— Будь ты хоть чуточку приветливее, альфы относились бы к тебе иначе, — серьезно возразила Лотти. — Знаешь, как важно произвести приятное впечатление с самого начала? Матушка говорит…
— Если ты поделишься со мной очередным матушкиным наставлением, меня стошнит прямо здесь, — Луи схватился за живот.
— Прости, — Лотти коснулась руки омеги. — Я знаю, как тебе надоело слушать матушкины нотации.
— Если бы тебе доставалось от нее так, как мне, сомневаюсь, что ты долго продержалась бы.
Свои старые обиды Луи обычно маскировал насмешливым тоном или шуткой.
— О, я с радостью заменила бы тебя, если бы это было возможно.
— Знаю. Именно поэтому ты — моя любимая сестра.
— Я же твоя единственная сестра, — уточнила Лотти.
— Единственная и самая лучшая сестра.
Омеги обнялись, расчувствовавшись, и смахнули с глаз слезы умиления.
— Ложись спать, Лотти. Если утром у тебя под глазами будут темные круги, это может не понравиться лорду Стайлсу. И в этом, уверен, матушка станет винить меня. Уж лучше я пойду. Постарайся не думать о Стайлсе до утра.
Луи улыбнулся сестре и вышел из комнаты. Добравшись до своей спальни, омега быстро открыл дверь, проскользнул внутрь и задвинул за собой засов.
========== 9 ==========
Потом до слуха мальчика донеслось чье-то ровное размеренное дыхание. И хотя звук этот был едва слышен, в нем крылась угроза.
— Бальтазар, это ты? — с замирающим сердцем прошептал Томлинсон.
— Ты оскорбляешь меня.
Услышав низкий, хриплый мужской голос, Луи вздрогнул, обернулся и увидел огромную фигуру Стайлса.
Омега снова схватился за засов и открыл рот, чтобы позвать на помощь. В следующее мгновение широкая ладонь рыцаря запечатала мальчику уста, а другая его рука легла на хрупкую талию.
— К чему так спешить? — дыхание Гарри было неимоверно горячим.— Мы с тобой должны кое-что обсудить, и разговор нам предстоит длинный.
Прежде Луи не испытывал страха, но теперь, чувствуя у себя на шее жаркое дыхание рыцаря и железную хватку лежавшей у него на талии могучей руки, омега вдруг осознал, какого это.
Память услужливо воскресила в сознании мальчика те роковые минуты, когда рыцарь, прижав его своим телом к земле, готовился поцеловать его. Пронизывающий взгляд графа обладал над Луи странной, необъяснимой властью, лишал его воли к сопротивлению и превращал в слабое, безвольное существо. Гарри же, подмечая в Луи проявления страха, испытывал истинное наслаждение. Так забавляется мучениями жертвы дикий зверь.
Усилием воли омега стряхнул с себя оцепенение и открыл рот, намереваясь твердо потребовать, чтобы рыцарь покинул спальню. Увы, заготовленная Луи грозная речь пропала даром. Широкая ладонь рыцаря надежно запечатала ему рот, из которого вырвались лишь слабые звуки, похожие на мышиный писк.
— А вот и традиционное приветствие, — ухмыльнулся Гарри.
Томлинсон хотел сказать, что лучшим приветствием для Гарри был бы удар кинжала, но ладонь Черного Дракона не позволила ему выразить свое мнение по поводу отвратительного характера, грубости и дурных манер рыцаря. Стайлс прижал мальчишку к себе спиной, и он чувствовал прикосновение его могучей груди. В следующее мгновение мускулистые бедра рыцаря коснулись мягких ягодиц, а еще через секунду омега ощутил его твердый возбужденый орган.
«Что же его так возбудило?» — недоумевал Луи, всю жизнь сомневавшийся в своей привлекательности. Косвенным подтверждением тому были поцелуи Брайана, нежные, но скорее дружеские, нежели исполненные страсти. Сам Луи легко мог отстраниться от губ жениха и, как ни в чем не бывало, вернуться к оторванному делу.
Пока мальчик размышлял обо всех этих увлекательных вещах, Гарри истолковал молчание омеги по-своему и, приблизив губы к его уху, спросил:
— Неужели твое молчание означает, что ты сдался, тигренок? Как это мило с твоей стороны. Мне не хотелось бы, чтобы ты своими воплями перебудил весь замок. Надеюсь, если я уберу руку, ты не будешь кричать?
Горячее дыхание Гарри не только жгло, как огнем, кожу Луи, но разбудило его чувственность. Омега задрожал. Тем не менее приходилось отвечать на вопрос Гарри, и мальчик с самым равнодушным видом кивнул.
Когда Стайлс убрал ладонь с его лица, Томлинсон повернул голову и, прошипел:
— Как ты оказался здесь, Стайлс?
— Мы знакомы вот уже несколько часов, а потому лучше обращаться друг к другу по имени. Зови меня Гарри.
— У меня нет желания произносить твое имя! Кстати, куда подевался Бальтазар? Если ты сотворил с ним что-либо, я вспорю кинжалом тебе живот и выпущу кишки!
Рыцарь снова зажал его рот ладонью.
— Твои угрозы еще больше возбуждают меня, тигренок. Что же касается Балтазара, то зверь цел и невредим. Я выманил его из комнаты, швырнув ему кусок мяса. Но хватит об этом. Скажи лучше, приятно ли тебе быть у меня в объятиях? Похоже, ты просто без ума от этого!
Гарри ласково лизнул мочку уха и провел языком по ушной раковине.
По спине Луи волной пробежала дрожь. Можно было, конечно, завопить во все горло, разбудить мать и Лотти, но мальчик предпочитал чувствовать у себя на коже губы Стайлса, нежели отвечать на ехидный вопрос леди Джоанны. И это после того, как мать обвинила Луи в попытке соблазнить Стайлса!
Гарри коснулся губами шеи омеги, и глубоко вздохнул головокружащий запах. Горячий, влажный кончик языка заскользил по коже, а рука альфы коснулась подбородка, шеи и легла на талию. Млея от прикосновений сильных рук альфы, Луи выгнул спину, запрокинул голову и, не в силах противиться себе, потянулся к его губам.
Когда их губы встретились, Томлинсон с шумом втянул в себя воздух. Между тем язык Гарри проник к мальчику в рот. Такого удивительного ощущения Луи никогда еще не испытывал. Голова омеги затуманилась, и разом исчезли все мысли, кроме одной: почему Брайан, целуя его, ни разу не делал ничего подобного?
Не отрываясь от губ мальчика, рыцарь подхватил его на руки и отнес на кровать. В следующее мгновение омега ощутил на себе тяжесть его тела, а у себя между ног его напряженный член. Это было невероятное чувство, приятное и вместе с тем мучительное. Лоб его покрылся испариной, а сердце неистово забилось. От Гарри пахло цитрусом. Этот запах пьянил омегу, как старое вино. Альфа целовал Луи, а его шоколадные волосы касались пухлых щек и висков.