— Тебе никогда не удастся удрать от меня, пока я сам этого не захочу.
Луи одарил Гарри презрительным взглядом, а Бальтазар, понюхав воздух, двинулся к непрошеному гостю, и тот сосредоточил внимание на волке.
— Как ты узнал, что я в конюшне?
Показав Бальтазару кусок мяса, Стайлс швырнул его за дверь.
— Убирайся отсюда и поищи свою поживу во дворе, волчище!
Зверь самым бессовестным образом потерся о бедро Гарри, позволил погладить себя, после чего выбежал из конюшни и скрылся в ночи.
Неожиданно двери конюшни захлопнулись, и они оказались в кромешной темноте.
— Итак, на чем мы остановились? — прозвучал низкий голос.
— Ни на чем. Я сию же минуту уезжаю, — Луи много бы дал, чтобы выскользнуть за дверь, но, во-первых, знал, что она заперта, а во-вторых, не представлял, как к ней пробраться в темноте. Зато мальчик кожей ощущал на себе взгляд зеленых глаз.
— Теперь, когда ты целиком в моей власти, я не отпущу тебя.
Омега сделал шаг назад:
— Тебе никогда не говорили, что у тебя есть что-то общее с ночным кошмаром?
Луи отступил еще на шаг, и тут солома, покрывавшая пол конюшни, предательски захрустела. Омега вздрогнул и инстинктивным движением положил ладонь на рукоять кинжала.
— Ничего не имею против того, чтобы являться к тебе по ночам, — отозвался Гарри.
— Зато я имею.
До ушей Луи донесся едва слышный шорох сена.
— Уходи, — бросил мальчик, сжимая рукоять кинжала. Сердце у него неистово колотилось.
— Уйду, когда мы завершим начатое.
— Ничего мы с тобой не начинали…
— Быстро же ты забыл, как дрожал в моих объятиях после того, как я спас тебе жизнь. Я мог бы взять тебя тогда, прямо на скале, прежде, чем нам помешали Лиам и твой брат. Или вчера ночью. Забыл уже, какое удовольствие тебе доставляли мои прикосновения? Я-то все помню…
Не успел Луи возразить, как Гарри продолжил:
— Не смей этого отрицать. Позволь мне доказать, что я прав. Дай мне дотронуться до тебя.
— Нет. Я обручен с Брайаном, — омега сжал кулаки и отступил в чернильную темноту конюшни. — Стой там, где стоишь, иначе, клянусь, тебе не удастся выйти отсюда живым.
— И ты, и я — мы оба знаем, что это только пустые слова. Угрозы в твоих устах звучат, как приглашение к любви, — альфа сделал еще один шаг.
Гарри ступал тихо, как дикий зверь, но Луи чутко слышал каждое его движение. Сделав еще шаг назад, мальчик наткнулся спиной на дверцу стойла.
— Еще раз говорю тебе: стой там, где стоишь, — звенящим от напряжения шепотом произнес Луи, выставив перед собой кинжал и начиная круговой обходный маневр вдоль стены.
— И не подумаю. Я хотел тебя с того самого дня, когда мы впервые встретились. Мне не терпелось сорвать с тебя одежду и почувствовать, каково твое тело на ощупь. Мне хотелось узнать вкус твоих губ, коснуться твоих бедер, проникать во влажную дырочку…
— Прекрати…
Помимо воли, слова Гарри вызвали во всем теле Луи дрожь.
— Предупреждаю тебя в последний раз: не смей приближаться ко мне!
Альфа громко рассмеялся. Напуганные лошади заржали и беспокойно забили копытами в своих стойлах. Воспользовавшись моментом, Луи отступил в пустующее стойло.
В то же мгновение Стайлс бросился вперед и обрушился на мальчика всей своей тяжестью. Пальцы омеги, сжимавшие рукоять кинжала, дрогнули, и оружие едва не выскользнуло из рук. Стиснув рукоять кинжала и попятившись, Луи отступал до тех пор, пока не споткнулся и не упал на груду сваленной в углу соломы.
— Когда же ты наконец поймешь, что мне угрожать бесполезно?
Гарри нежно коснулся подбородка мальчика, а потом провел пальцем по пухлой нижней губке. От этих прикосновений у шатена перехватило дыхание.
— Я уже все понял. Теперь позволь мне подняться.
Тело альфы продолжало давить на Луи, однако это была приятная тяжесть.
— Нет, прежде я хочу доказать тебе, что лгать и упрямиться нехорошо, — горячее дыхание обжигало. — Впрочем, мне нравится твое упрямство. Оно заставляет возбуждаться меня так, как меня не возбуждал ни один омега.
— В таком случае мне хотелось бы стать самым тихим мальчиком на свете, — пробормотал голубоглазый, чувствуя, как его снова захлестывает жаркая волна желания.
— В тебе много всего намешано, но тихоней тебе не стать никогда, — Гарри прикоснулся своими губами рта мальчика.
«Я не принадлежу ему», — твердил Луи про себя те же самые слова, которые говорил Брайану, когда тот расспрашивал об отношениях со Стайлсом.
В панике Томлинсон вытащил из-под соломы руку с кинжалом, размахнулся и вонзил клинок в спину альфе.
Гарри вздрогнул, застонал и вдруг обрушился на мальчика всей массой своего тела, придавив его, словно глыбой, к соломенной подстилке.
Пустым взглядом Луи посмотрел на дело рук своих, не в силах поверить в то, что совершил. Тело кудрявого давило на омегу все сильнее, и ему стало трудно дышать, собрав все свои силы, шатен спихнул его с себя. Оказавшись на свободе, мальчик некоторое время лежал рядом с Гарри, с шумом втягивая в себя воздух.
Тут Томлинсон подумал, что альфа, возможно, еще жив. Он, зажмурившись, дотронулся до кудрявого. Когда пальцы коснулись холодной стали кинжала, омега инстинктивно отдернул руку. Правда, потом, проведя рукой по груди Стайлса, Луи почувствовал, как его грудь вздымается и опадает.
— Господи, он жив! — пробормотал мальчик, нащупывая торчавшую из спины Гарри рукоятку кинжала. Закрыв глаза, он потянул кинжал на себя. Клинок вышел из тела с чавкающим звуком, а по пальцам и ладони Луи потекла кровь. Омега тут же отшвырнул кинжал.
Зажимая ладонью рану альфы, свободной рукой он оторвал подол своей рубахи, вытащил хранившийся в сапоге маленький кинжальчик и разрезал материю на полосы. Изготовив таким образом подобие бинтов, мальчик быстро и умело забинтовал рану, пропустив концы бинтов у Гарри под мышкой и стянув их в тугой узел у него на плече. Закончив работу, шатен перевел дух, присел рядом с раненым и прислушался.
Тот сделал вдох, больше похожий на стон, а потом вдруг затих.
— Нет, ты не умрешь, — пробормотал Луи, — ты просто не имеешь права умирать… Эй, ты слышишь меня? — склонившись над Стайлсом, мальчик коснулся жилки у него на шее.
Биения не было.
— Не смей умирать! Ты слышишь меня, ну-ка, сейчас же начинай дышать!
Томлинсон шлепнул кудрявого по затылку, затем сделал это еще раз — уже сильнее.
— Говорю же тебе, не смей умирать! Останься со мной! Уверен, тебе не хотелось бы покинуть этот мир, не овладев мною! Что ж, возможно, теперь я этого и заслуживаю… Я не стану теперь тебя винить, если ты даже и сделаешь это! Ты не умрешь! — повторял Луи, отвесив раненому оплеуху. — Не умрешь, слышишь?
Потом омега снова дотронулся до жилки у него на шее. И снова ничего — даже самого легкого биения.
— Ты не имеешь права умирать! Ведь Лотти любит тебя, и все считают, что вы скоро поженитесь. Прошу тебя, не оставляй меня с таким грехом на совести до конца жизни! Ты не имеешь права подвергать меня такой пытке!
Тут голубоглазый замолотил кулаками по крепкой груди.
— Эй, ты слышишь меня? Открой глаза! Сейчас же!
Гарри не шевелился.
Томлинсон рухнул на солому, и из его глаз потекли горячие злые слезы.
========== 14 ==========
На следующий день в большом зале замка витала атмосфера тревоги.
Луи исподтишка наблюдал за тем, как мать нервно ходит перед огромным камином. К леди Джоанне временами присоединялась Лотти, и тогда омеги мерили шагами пространство перед камином вместе. Иногда Лотти начинала тихо плакать, и ее приглушенные рыдания ранили сердце Луи, как острые стрелы. Он не мог изгнать из памяти тот роковой удар кинжалом, который нанес в спину Гарри — и это было хуже всего. Мальчик с радостью ткнул бы кинжалом себя, если бы это помогло вернуть Гарри к жизни.
Когда тихий плач Лотти сменился стонами, леди Джоанна обратилась к дочери:
— Прошу тебя, Шарлотта, перестань плакать! Ты проливаешь слезы вот уже несколько часов. Это невыносимо! Предупреждаю, будешь реветь — сляжешь в постель с лихорадкой. Тебе что, этого хочется?