— Как, ты знаешь ее, отец? — Луи вскинул на отца голубые глаза и шагнул к нему.
— Знаю, детка, — ответил Уильям и, вспомнив об Джоанне, бросил на нее взгляд.
В то же мгновение его заметила леди Люсинда. Не переставая болтать, она дернула Джоанну за рукав и указала на Уильяма.
А потом свершилось то, чего Томлинсон-старший боялся больше всего на свете: Джоанна увидела Кэрол!
Уильям видел, как улыбка на лице жены сменилась звериным оскалом. Сжав кулаки, она направилась к мужу.
— Мать приближается, и, судя по всему, настроение у нее далеко не блестящее. Уж лучше нам уйти отсюда, — сказал Луи, взглянув на Гарри.
— Стой где стоишь, Голубка. Она вовсе не на тебя злится.
— А на кого же?
— На меня.
Джоанна налетела на альфу как ураган. Устремив на него сверкающий от ярости взгляд, она закричала:
— Как ты посмел привести ее сюда?
Пронзительный вопль Джоанны достиг самых отдаленных уголков замка, отразился от стен и эхом прокатился над замкнутым пространством внутреннего дворика. Люди, находившиеся во дворе, разом смолкли, и вокруг воцарилась мертвая тишина.
— Прошу тебя, Джоанна, — пробормотал Уильям, озираясь. — Люди же смотрят.
— Не смей называть меня Джоанной! Не марай моего имени своим лживым языком!
— Сейчас я все тебе объясню.
— А что тут объяснять? Я так и знала, что ты продолжаешь встречаться с этой… этим… — омега ткнула пальцем в Кэрол и выпалила: — С этим чудовищем! То-то у меня душа все время была не на месте! — Она ударила себя в грудь, и из глаз ее брызнули слезы.
— Ты ошибаешься, — проговорила Кэрол.
Джоанна повернулась и взглянула на нее.
— Неужели ты думаешь, что я поверю тебе? Такие, как ты, не заслуживают доверия!
— Если ты думаешь, что мы с Уильямом встречались, то сильно ошибаешься. За последние несколько лет мы с ним и словом не перемолвились!
— Это ложь! А ты — лгунья! Слышишь? Лгунья! — Джоанна бросилась на Кэрол.
Уильям попытался было ухватить жену за шлейф, но шелк выскользнул у него из пальцев. В следующее мгновение Джоанна налетела на Кэрол, и обе омеги рухнули на каменные плиты дворика.
Джоанна билась насмерть: царапалась, кусалась и норовила ухватить соперницу за горло. За все годы, что Уильям прожил с женой, он не видел у нее таких вспышек ярости. Он направился к дерущимся женщинам, надеясь разнять их, но тут Кэрол перевернула Джоанну на спину и, навалившись на нее всем телом, прижала к земле. Та тяжело дышала и смотрела на соперницу, проливая злые слезы.
— Ты победила, — сказала Джоанна наконец. — Слезай с меня.
— Это ты победила. Все у меня выиграла. Я завидовала тебе каждый день, каждый час своего существования на протяжении многих лет. Ты получила все, что было мне в этой жизни дорого. Я так хотела оказаться на твоем месте, хоть на часок…
— Зря, выходит, завидовала. Он-то меня никогда не любил. Как я ни старалась, ничего у меня не вышло. Не ценил моих стараний! Все делал мне наперекор. Ты его мать, тебе и следовало его воспитывать… — Джоанна едва не задохнулась от рыданий.
Уильям посмотрел на сына. Луи, вцепившись дрожащими пальцами в руку Гарри, слушал исповедь Джоанны.
Наконец-то он обо всем узнал. Уильям перевел дух. Тяжкое бремя лжи уже не так давило ему грудь. Впрочем, стоило Уильяму взглянуть на сына, как у него заныло сердце. Луи, белый как полотно, стоял неподвижно, как статуя. На его лице жили одни только голубые глаза, и теперь они с осуждением смотрели на Уильяма. Восторг, вспыхивавший прежде у него во взоре всякий раз, когда он видел отца, сменился холодом и отчужденностью.
— Прости меня, Голубка, — пробормотал альфа. — Я много раз собирался тебе обо всем рассказать, но мне не хватало духа.
— Теперь я и так все знаю, — Луи повернулся и быстрым шагом пошел через двор.
Люди молча расступались перед ним.
Уильям хотел броситься за сыном, но Гарри остановил его.
— Я сам его догоню.
Уильям видел, как могучее плечо Стайлса раздвигало толпу. Хотя Луи был по-прежнему в кольчуге, двигался он на удивление быстро и намного обогнал Гарри. Когда альфа пересекал двор, мальчик уже скрылся за конюшней.
«И почему я не открыл Луи тайну его рождения раньше? — подумал Уильям. — При других, более благоприятных обстоятельствах?»
Всю свою жизнь Уильям, в сущности, только этого и боялся — лишиться обожающих, восторженных взглядов сына. И вот что из всего этого вышло: он не сомневался, что с этого дня Луи возненавидит его.
Размышления Уильяма были прерваны громким всхлипом Джоанны. Она все еще лежала на земле и рыдала, закрыв лицо руками. Наклонившись, чтобы помочь жене подняться, Уильям почувствовал, что глаза у него тоже на мокром месте. Он очень надеялся, что после того, как объясниться перед сыном, все станет на свои места. Однако Уильям опасался, что испытания только начинаются и худшее — впереди.
Луи прятался за конюшней. Он сидел на земле, прислонившись спиной к стене, и, обнимая руками колени, смотрел прямо перед собой невидящим взором. Мальчик был бледный и так несчастен, что у Гарри перехватило горло.
— Не подходи ко мне, — сказал шатен, даже не взглянув на альфу.
— Я пришел узнать, не могу ли чем-нибудь тебе помочь.
— Чем, интересно, ты мне поможешь? — отчужденно спросил Луи и посмотрел на мужа пустым, равнодушным взглядом. — Мне не нужны твои утешения. Прошу тебя, оставь меня в покое. Ты и так уже причинил мне достаточно зла, принудив меня к браку и лишив тем самым единственной возможности обрести счастье — выйти замуж за Брайана.
Молча выслушав обвинения, Гарри пошел прочь. Повернув за угол, он неожиданно наткнулся на старого Марта, который со словами «милорд» схватил его за руку.
— Прошу тебя, не сердись на Луи! Сегодня он пережил потрясение, — взмолился старик, заглядывая в потемневшее от гнева лицо.
— Это было ударом для всех, — бросил Гарри и прошел мимо.
Покачав головой, Март свернул к конюшне.
— Уходи, Март, — Луи откинул голову и уперся затылком в стену, все так же уставившись в одну точку.
— Никуда я не уйду, — Март подошел к мальчику и погладил его по голове.
Как только рука старика коснулась мягких волос, Луи не выдержал: его губы задрожали, а из глаз потоком хлынули слезы. Март, гладя него, приговаривал:
— Бедненький ты мой…
Луи обхватил ноги Марта и зарылся лицом в юбки.
— Ах, Март, ну почему отец не поговорил со мной раньше? Ведь все эти годы Джоанна мне просто житья не давала. В детстве я пытался, как мог, угодить ей, но у меня ничего не получалось. А все потому, что она ненавидела меня. Если бы знать, что я не ее сын, тогда все можно было бы понять. Да, он с самого начала должен был мне сказать все. Ведь они вечно из-за меня ссорились. Ну почему никому из них не пришло в голову сказать мне правду?
Луи дрожал от рыданий. Старик хотел успокоить его, но понял, что слова не помогут и надо дать возможность Луи выплакать свое горе.
Когда наконец рыдания прекратились, Март вытер лицо шатена фартуком. Он проделывал это бессчетное число раз, когда Луи был маленьким — правда, в те годы стирал с его личика грязь, а не слезы.
— Никогда не прощу отцу! Почему он молчал?
— Знаешь, Луи, если тебе не хватит мужества и благородства простить отца, значит, я дурно воспитал тебя, — Март грозно нахмурился. — И нечего на меня глазищами зыркать! Сэр Уильям не только твой отец, но и очень добрый человек. Он не хотел причинять тебе боль!
— Но ведь причинил же!
— Он тебя любил, и как любил! Больше всех своих детей, а ведь ты внебрачный сын. Да, ты прав, он должен был тебе рассказать, но не смог. Люди не железные, у всех есть свои слабости. А слабости надо прощать.
— Но ведь ты знал обо всем! Почему же не рассказал мне об этом?
— Не моего ума это дело.
— А Джоанна? Уж она-то не пожалела бы меня, если бы знала обо мне что-нибудь такое. Прямо так в лицо и залепила бы! Так я по крайней мере раньше думал…
— Стыдно мне тебя слушать, мальчик мой. Да как ты смеешь говорить подобное!