Я с тобой оставляю улыбку свою и душу.
…Говорили, что смерть для поэта всегда к лицу,
Говорили.
Но их,
Слава Богу,
Никто
Не слушал.
***
Мне снился Павловск. Розовый закат
Пустил цветы по мраморным колоннам.
Я помню, Вы стояли на балконе,
Над Вами проплывали облака…
Весенний сад звенел рекой зеленой,
И мне казалось – так пройдут века.
Холодный отсвет первой Мировой
Застыл на кленах алыми слезами.
Осенний Павловск стал чужой мечтой —
Одним перроном тысячи вокзалов.
…Пришло письмо. Наш сын расцвёл звездой
И памятью на фото в старом зале.
Наш город плакал проливным дождём,
Родительскую боль приняв, как веру.
Сирень привычно распускалась белым,
А Вы твердили – сын на небе ждёт.
Немели руки и звенели нервы,
И Вы ушли, пустым оставив дом.
…Мне снился Павловск. Молодость, война,
Граница между нашими мирами,
Вы были рядом, и была луна,
И я не знала, что случится с нами.
Наш город и последняя весна
На пленке сна останутся стихами.
***
Хорошо быть одной – никому не принадлежать, хочешь – целое небо попробуй в руках держать, хочешь – с ветром танцуй на соленом ребре ножа, только спрашивать Бога о доле своей не надо. Ты купила свободу за три золотых гроша и оставила в будущем страсти холодный жар, но о том ли дышала и пела твоя душа, когда ты из Эдема дорогу искала взглядом?
Ты не знала тогда, что огонь – только тень тепла, что сердечную боль не спалить, не изжечь дотла и что воля – иллюзией жизни всегда была, а на деле слова о свободе слетают пеплом. Твоя память рисует картины на зеркалах, клеит "завтра" из битого в пыль и труху стекла, только ты понимаешь, что сломаны два крыла, что от яркого света огня ты в момент ослепла.
И рождённой летать остаётся одной ползти – без любви и без веры не будет вперёд пути, и упущен момент – ни помочь тебе, ни спасти, как бы ты ни кричала о том, что себя простила. Я просила тебя: ты люби этот мир, люби, посмотри в это небо и море, в разрез зари, эти птицы, цветы, самолёты и корабли… но тебе не хватило мужества, света, силы.
…Ты опять просыпаешься ночью от злого сна – словно кружево мира плетёт на Земле весна, а вокруг – тишина, и на небе – огнём луна, только ты всё любить не можешь, как ни хотела. "Это сон", – говоришь, и белёсая пелена прячет нежность в бокале пригубленного вина…
…Ты жива – и с тобой даже в худшие времена
остаются любовь и огонь, два крыла и вера.
***
Чёрно-красная смерть шагает по городам,
Её голос – воск, а глаза – из огня и льда.
Говорит мне тихо: «Отдай мне его, отдай,
Не отпустишь – глупая, я заберу без спроса».
Повторяет нежно: «Смерть – есть бесценный дар»,
Грустно тянет руки, тонкие, в никуда,
И с небес слетает тысячная звезда,
Пока я украдкой стираю немые слёзы.
У твоей кровати мне незнаком покой,
Ты лежишь, прозрачный, бледный, едва живой,
Я держу в руке ладони твои, и боль
Отступает робко в трещины в половицах.
Я касаюсь губ сухих черепком с водой,
Я бессильна спорить с Богом, с бедой, с судьбой,
У меня в груди теперь не душа – стекло,
И в остывшем сердце клокочут безумно птицы.
А она всё ближе: «Я заберу его!
Не родился тот, кто выдержит колдовство»,
И скрипит окно, ты тянешься к ней в седло,
Её смех жестокий доносит осенний ветер.
Я встаю, как тень, прервав безысходно зло,
На границе жизни – время последних слов.
У меня меж рёбер – преданность и любовь.
…я с тобой останусь.
Я стала сегодня Смертью.
***
А она говорит: "Я была рождена для войны
Не солдатом, но тенью солдата" – и смотрит упрямо.
В её синих глазах – безнадёжная память вины,
Что сейчас не она вечным сном спит под свежим бурьяном.
Мне б сказать ей о том, что никто для боёв не рождён,
Что разящая сталь достаётся горячему сердцу,
Но она закрывает лицо первым летним дождём,
Пряча слёзы и кутаясь в простынь, пытаясь согреться —